Вряд ли Циклоп знал, что делает. Не он противился Амброзу — сопротивление овладело им, как жажда крови овладевает толпой, превращая лавочников в упырей. Страсть питалась из бездн, перед которыми лабиринты Шаннурана были придорожной канавой.
— Вон отсюда!
— Мои перстни! — эхом ударил вопль Газаль-руза.
Злой Газаль кричал от отчаяния, уставясь на свои пальцы. Его знаменитые перстни превратились в хлам. Газаль утратил власть над ними: бриллианты, взбесившись, сделались хризопразами, сапфиры — известняком, гранат — углем. Лютнист, чья лютня обернулась черепашьим гребнем; флейтист, который выяснил, что целует не флейту, а болотную гадюку; воин, чей меч стал вальком прачки — Газаль-руз вслушивался в звучание перстней, и не находил привычных гармоний. Крик Газаля подхватили другие маги. Прежде увлеченные поединком, все наконец заметили, что происходит с их собственными амулетами.
— Король Камней! — взвыл Газаль.
Изумруд в жезле Амброза сверкнул пронзительной голубизной бирюзы. Это Симон, подумал Максимилиан Древний. Великий Митра! Это Симон Пламенный вернулся в силе и мощи, прожигая взглядом соперника! Древний попятился, видя, как гниют Амброзовы лианы, как жала брызжут вонючей жижей, а зазубрины краев делаются мягкими, как воск. Старейший из магов и предположить не мог, что так обрадуется ужасу, вторгшемуся в сердце. Утратив с годами способность испытывать сильные чувства, Максимилиан смаковал испуг, наслаждался вкусом и букетом страха, будто пьяница — редким вином. Тени вокруг Древнего блекли, редели; он утрачивал контроль над коконом, открываясь внешнему миру, и впервые за долгий срок ощутил, как холод пробирает его до костей.
— Король Камней! Будь ты проклят!
Крыльцо рассыпалось под Циклопом. Гранит, облицованный аспидным сланцем, обернулся грудой песка. Сын Черной Вдовы упал на колени, с трудом сохранив равновесие. Схватив горсть песка, он швырнул им в магов:
— Убирайтесь! Это моя башня!
Глава шестая
Кнут, огонь и музыка
1.
— Жертва? Будет тебе жертва, колдун!
«Не мне, сир, а вашему отцу», — подумал Вазак, кланяясь. Он бы предпочел разговаривать с кем-нибудь из взрослых — с советником, с капитаном гвардии, наконец! — но Альберт не оставил ему выбора.
— Что еще?
Сейчас, когда обратного пути не было, Вазак сделался деловит и собран. Мысли о смерти — скорой, мучительной, а главное, своей — он изгнал в ссылку, на глухие задворки сознания. В конце концов, все мы умрем. Важен не гроб и саван; взлет и слава — важней. Поднять мертвого короля, чей род насчитывает шесть столетий — это ли не подвиг для некроманта? Талел Черный, и тот не отваживался беспокоить венценосных мертвецов. Слабое утешение на краю могилы, но другого Вазак не имел. Даже если юный король, получив требуемое, проявит внезапную милость — во что верилось с трудом! — и раздумает избавляться от опасного свидетеля… Оставалось еще право брать без спросу, известное любому Талелову ученику. Оно кипело в королевской крови, пускай кровь и остыла в жилах. Монархам не приказывают; мертвым — тем более.
— Что еще? — Альберт топнул ногой.
Сказать, что мне нужно попасть домой, подумал Вазак. Взять снадобья и амулеты. Дома избавиться от конвоя, открыть подземный путь, заготовленный для бегства — и прощай, Тер-Тесет! Может быть, мальчишка не почует ложь?
Он знал, что не побежит.
— Я обязан предупредить вас, сир. Когда ваш отец встанет, всем, кто окажется рядом, будет грозить опасность.
— Так огради нас, колдун! Нарисуй защитный круг…
— Королевская кровь, ваше величество. Круг — ничтожная крепость для такой армии. Чем древнее династия, тем злее кровь…
— О какой опасности ты говоришь?
— Право взять без спросу, сир. Король сам выберет жертву…
Альберт задумался. Взрослые морщины избороздили чело мальчишки. Наконец лицо его просветлело, сделавшись строгим и ясным.
— Живой или мертвый, отец не причинит нам зла! В нашем роду сыновья убивают отцов, и не иначе. Действуй, колдун! Мы не боимся.
То, что жертвой может оказаться сам некромант, Альберта нисколько не волновало. Между тем, в очереди претендентов, спорящих за честь присоединиться к монарху в смерти, Вазак стоял первым. Учитывая способ, каким толстяк собирался поднимать короля, и то, что бешеный норов Ринальдо вряд ли улучшился после кончины… Пусть, решил Вазак. В низу живота возникло томление; оно поднялось выше, затапливая грудь. Сердце билось гулко и ровно. Ученик Талела был готов к величайшему деянию своей жизни.