— …амортал уллаг’х су-у-улла! Дахума ад’хибере луум!
Свиток папируса с ригийскими иероглифами, развернувшись сам собой, завис в воздухе перед лицом Талела. Некромант глядел сквозь него, прозревая нечто, запретное для остальных. Окажись здесь Симон Остихарос — сразу узнал бы обряд. Его творил Талел двадцать лет назад, когда Симон, пылая гневом, ворвался в башню Черного в поисках пропавшего ученика. Тогда Пламенный не дал толстяку довести ритуал призыва до конца; пожалуй, не дал бы и сейчас. Но Симон отсутствовал, а маги, окружившие Талела, были на стороне некроманта.
— Алум реддереллу-у-ум! Гха’ладха санти…
Во внешнем мире ярилась метель. Она превращала черноту ночи в вихрящуюся снежную мглу. Но здесь, на добрых сто шагов вокруг жаровни, царило затишье: духота и тревога. Стоячий, затхлый воздух над головами магов мерцал гнилостным свечением болота. Куполом оно накрывало собравшихся. Взгляни кто из поднебесья — узрел бы: торчит из тела земли заноза-башня, а рядом вспух волдырь, полный фосфоресцирующего гноя. Копошатся внутри волдыря бледные черви…
Выдернуть бы занозу, выдавить волдырь — да прижечь.
Жаль, некому.
Талел сорвался на визг, заставив голос вибрировать на запредельно высокой ноте. У магов заложило уши. Эхо визга еще не затихло, когда некромант, сгорбившись над жаровней, плюнул в огонь. Вязкий, желтоватый комок вспыхнул ярко, словно земляной жир. Над жаровней вознеслась и медленно истаяла вязь знаков, от одного вида которых лбы чародеев покрылись ледяной испариной.
— Ждем, — выдохнул Талел, с усилием распрямляясь. — Они уже в пути.
Ждать пришлось больше получаса. Все это время маги простояли в молчании, не двигаясь с места. Бессильно обвисла ткань шатров, выцветших и поблекших. Саванами ниспадали к земле одежды. Потрескивала, угасая, жаровня, ползали по лицам зеленоватые сполохи, скрадывая и сглаживая черты, превращая лица в восковые маски. Наконец земля в десяти шагах от жаровни дрогнула. Ноздреватый, подтаявший снег вспучился сугробом; осыпался, обнажая влажную тьму. Земля треснула, распалась на жирные ломти, раскрылась цветком черной асфодели. Из мрачных недр пахнуло тленом и грибной прелью. Оттуда, приводя людей в содрогание, несся шелест и скрежет, наводивший на мысли о полчищах насекомых и реликтовых полипедах.
Из провала начала выбираться оплывшая, вся в грязи, фигура. Слепые бельма гостя уставились на магов. Труп, призванный Талелом, прорастал вялым, лишенным соков побегом. Казалось, мертвец не прилагает к движению никаких усилий; его выталкивала вверх некая сила. Так поднимаются на поверхность грязевого болота пузыри газа, чтобы вспучиться и лопнуть, распространяя сернистую вонь. Однако лопаться гость не спешил. Выбравшись из провала, он упал на четвереньки, сотрясаясь всей своей студенистой плотью, и шумно потянул носом воздух. Так собака по приказу хозяина спешит взять след. В разломе позади мертвеца что-то шевельнулось, потекло влажной лентой кольчатых сегментов, топорща щетину, редкую и жесткую, в палец длиной — и скрылось под землей.
Рядом вспух второй сугроб; третий, четвертый…
Их было шестеро — мертвых учеников Талела Черного. Все — в серых балахонах до пят. Все — жирные и рыхлые, как жрец Сета. Обнюхав землю, мертвецы подползли к Талелу, приникли к ногам учителя, ткнулись лбами в истоптанный снег. Некромант провел ладонями по лицу, смежил веки, уподобясь мертвым в слепоте.
— Циклоп! — шептали губы Талела. — Девка… слуги… Все, кто был в башне. Найдите их! Убейте их! Первый — Циклоп. Ищите!
Не открывая глаз, он указал пальцем на башню.
Мертвецы внимали. Талел Черный вызывал в сознании образы жертв — и исторгал их наружу, впечатывая в гнилые мозги поднятых. Круг учеников распался. С жутковатой прытью трупы двинулись к башне на четвереньках, оставляя за собой в снегу неопрятные борозды. Добравшись до цели, ученики беспокойно засновали у входа. Они карабкались по груде осыпающегося песка, в которую превратилось крыльцо, проникали в здание и выбирались обратно, вставали на ноги, припадая к стенам башни и облизывая шершавые блоки языками — такими же шершавыми, сухими, иссиня-черными. Нюхали землю и песок, камни и снег. Иногда мертвецы застывали, слепо таращась в лишь им ведомые бездны — и вновь возобновляли движение с тупым упорством механизмов, какие искусники-механикусы изготовляют для развлечения знати.