— Но ведь есть Миша Кретчетов! — сказал Ирдик. — Миша, отзовись, ты где?
— Нашли три дзена? — ворчливо поинтересовался Миша со стороны коридора.
— Яркула, дай три дзена, — быстро произнес Ирдик, протягивая зеленую лапу. — Для дела, потом верну.
— Для какого дела? — сощурился Яркула. — Ты мне еще с прошлого раза двенадцать должен! Помнишь, выпивали, а тебе на табак для кальяна не хватило? Кто тебе одолжил? Я!
— Я отдал! — взревел Ирдик, несправедливо обвиненный в неуплате долга. — Когда тебе на пакетики дистиллированной крови не хватило, я доплачивал, помнишь?!
— Кому ты доплачивал?! В морге ни одной живой души не было! На фига мертвецам твои деньги?
— А служащим?! Я денежки в платочек завернул и на трупик один положил. С утра кто первый придет, тот и возьмет!
Яркула, вновь прервав массаж, вскочил на диване.
— Не считается это! Я бы и сам мог пакетик положить, без тебя!
— Но я-то был! Значит, считается!
— Да ты, поросячья морда, жульничаешь! Я тоже сейчас могу вон Вите дать три дзена, а сказать, что тебе! Разве это честно?
— А ты дай, вот и проверим!
Вампир залез в карман брюк, долго в нем возился и наконец вытащил горсть каких-то медных монеток величиной с бутылочную пробку. Отсчитав несколько штук, он протянул их мне.
— Держи! И передай этому зеленокожему, что он мне три дзена сверху должен будет, как процент!
— Давай сюда! — Джинн протянул лапу.
Я отдал ему монетки. И тут до Яркулы дошло, что он только что совершил.
Некоторое время вампир стоял, разинув рот, и переводил взгляд с меня на Ирдика. Потом медленно поднял руку и почесал свой крупный греческий нос.
— Не понял… я же не хотел тебе денег в долг давать… как это получилось?
— Как получилось, так уже не получится, — ответил довольный Ирдик, прибавляя вампир-ские монетки к толстой пачке разноцветных купюр, перетянутых черной резинкой. — Миша! Ровно сто девяносто, как договаривались! Бери и указывай нам дорогу в подземелье!
— Я бы с вас еще содрал проценты, за вынужденный простой, — сварливо сказал бас из угла, — да прощаю, ладно. Нравитесь вы мне все. Что-то в вас есть, особенно в пухлом вашем, в свитере.
Мусор стойко перенес насмешку. А я заметил, что Сева при звуках Мишиного баса вздрогнул и потянулся тощей своей рукой к ножу, лежащему на краю стола.
— Не сметь! — рявкнул Ирдик, и Севина рука сама собой уползла под стол и тихо легла на колено.
Тем временем деньги исчезли из лапы джинна с негромким хлопком. Чревовещательный бас громко прокашлялся и спросил:
— Все в сборе?
— Все. Давай рассказывай. Нечего время терять.
— Хорошо. Итак. Вход в подземелье находится…
И в этот момент произошло совсем не лирическое, а довольно обыденное отступление от сюжета. Не успел Миша Кретчетов договорить, как его прервал громкий, протяжный зевок. Взгляды присутствующих обратились к дивану. Но зевал не граф Яркула, который вообще чесал одной рукой нос, а второй пятку. Зевал Саныч Циклопедиус. Еще мгновение он протирал глаза кулаками, потом потянулся и сел.
Оглядев нас хмурым, заспанным и чуть-чуть трезвым взглядом, он пробормотал заплетающимся языком:
— А чо это вы здесь все делаете? А? О!
Глава седьмая
Где-то я слышал, что самый верный способ лечения от алкоголизма — это дать алкоголику понять, что с ним в конечном итоге будет. Алкаш, когда он увидит разлагающуюся печень, когда он сможет в полной мере вкусить все прелести плохо работающего сердца и его начнет после каждого стопарика тошнить желчью, будьте уверены, бросит пить стремительно и бесповоротно.
Так вот. При взгляде на мутные глаза Саныча, на его худое, костлявое тело, на небритый подбородок и впалые щеки, а также на желтые зубы, торчащие во все стороны из приоткрытого рта, я решил, что с этого момента принимать "на грудь" что-нибудь крепче безалкогольного шампанского (да и то на Новый год) не буду. Ну, не хотелось мне так выглядеть к сорока годам!
Проснувшийся сосед был страшен. Выкатив глаза, он вертел головой из стороны в сторону и силился что-то сказать. Все находившиеся в зале замерли в ожидании. Яркула чесал пятки, Ирдик теребил порядком истлевшую занавеску, Кант пилил ногти. И только Мусор с Се вой о чем-то тихо переговаривались за столом.
— Чо-то я не поня-ик! — л, — произнес Саныч, дергая кадыком. — Вы хт-ик! — о? И что вы делаете в моей кварти-ик! — ре? — Сощурившись, Саныч внимательнейшим образом всмотрелся в Ярку-лу, сидевшего рядом, и пьяно погрозил ему пальцем: —А-а-а! Понимаю! У вас есть так-ик! — ой обычай! Вы с приятелями каждый Новый год ходите в баню!
Яркула принюхался, скосил глаза и предпочел отодвинуться на край дивана. От проснувшихся алкоголиков можно ожидать чего угодно.
Саныч попытался подцепить угол вампирско-го пиджака дрожащей рукой, а когда у него этого не получилось, посмотрел на Ирдика разбегающимися в стороны глазами.
— А крокодила кто в квартиру принес? Я еще пойм-ик! — му, что вас в самолет с этаким чудищем зубастым пустили, но в квартиру?!
— Крокодила? — заорал Ирдик. — Да я тебе щас череп пробью, скотина!
— А ну сядь! — проорал в ответ Кант, требовательно взмахнув рукой. — А то получишь по полной программе с процентами!
Ирдик, заслышав про проценты, затих и облокотился о батарею.
— Вот-вот, — сказал алкаш, водя указательным пальцем из стороны в сторону, — А вы, значит, хозяин крокодила? Покажите документы на рептилию! Или лучше выведите его от-ик! — сюда! У меня аллергия на все, что движется на четырех лапах и кусается. Еще при Троянской битве меня покусал крокодил, так с тех пор рубец на пол-ладони чуть пониже копчика! Ну, да я вам показывать не буду. Стесняюс… — проглотив мягкий знак в конце слова, Саныч сглотнул и посмотрел умоляющими глазами на Мусора, сидевшего за столом.
— Брат! Брат, выпить дай чего! Вижу, ты тут единственный разумный человек в этом общ… обч… обсчестве! По глазам вижу, что друг! Дай глотнуть, а?
— Я уже год как не пью, — растерянно проговорил Мусор, протирая глаза кулаками. — По каким глазам видишь?
— По мутным! — прошептал Саныч. — Мочи нет. Тяпнуть бы чего, с огурчиком, а?
— А не пошел бы ты! — огрызнулся Мусор и сложил свои маленькие ручонки на могучей груди.
Видя, что помощи в столь пикантном деле, как опохмел, от Мусора ждать не стоит, Саныч обратил свой взор на Севу.
Посмотрев немного на застывшего в благоговейном ужасе моего ушастого друга с взъерошенными волосами, Саныч безнадежно махнул рукой и вперился взглядом в меня. В глазах его промелькнуло что-то, и он вдруг сказал:
— О! А я тебя помню!.. Не помн-ик! — ню где, но точно встречал! Ты случаем около канцтоваров не ошиваешься? Или возле рынка на Виш-няковке? Где-то, где-то…
— Вы и меня видели, уважаемый, — сказал граф с другого конца дивана. — Мы к вам уже приходили. Поговорить.
И тут всех остальных словно прорвало после длительного молчания. Каждый стремился высказывать свою точку зрения, причем совершенно игнорируя другие высказывания и мало к ним прислушиваясь.
— Да он же пьян, господа…
— Как можно с ним разговаривать, у него язык заплетается!
— Меня еще никто крокодилом не обзывал за три тысячи лет! Ну, знаете ли…
— Выньте подушку из окна, а то запах ужасный…
— М-может, спросим у н-него, что происх-ходит?..
— Господа, давайте припрем поганого алкоголика к стенке, выключим свет, зажжем перед ним лампу и, будьте уверены, он все расскажет как миленький! И откуда у него фамилия такая странная, и про циклопов, и про матушку свою, и про батюшку!
— Про батюш-ик! — ку не буду! И вообще, кто переставил в моей к-ик! — вартире мебель? Не позволю!!
— Делаем ставки, господа! Кто первый развяжет Санычу Циклопедиусу язык? Три к одному, что наш многоуважаемый Ирдик! Видали, у него какой кулачище?