"Я же сказал, что гипноз — это сугубо личное", — прорычал голос Ирдика.
"Ну почему же? И я тут, — раздался третий, знакомый чревовещательный бас. — Интересно же. Я лично никогда ни к кому в голову не влезал".
"Заткнитесь все! — приказал Ирдик решительно, хоть голос его был слышен слабее остальных. — А то у Саныча может случиться приступ. Представляете, у него в голове целых четыре голоса?"
"Представляем, — ответил Миша Кретче-тов. — С ума сойдет и все. В то время прокаженных сжигали!"
"А что за время-то?"
И тут царь грозно стукнул ложкой по столу. Саныч вздрогнул. Я тоже, если можно так выразиться. Голоса разом смолкли, хотя потрескивание и шумы помех остались.
— Пошто батюшку гневишь? — спросил царь, грозно хмуря бровь.
Саныч мгновенно окунул перо в стеклянную чернильницу и застрочил по бумаге.
— Чего гневлю, чего гневлю? — затараторил сын, опуская руки на стол. — Сам же говорил, что ни девок тебе, ни жениться! Ну, я и не женюсь!
— А Педрон Игнатьевич давеча жаловался, что ты с его сынушкой…
— Да мало ли что Педрон накляузничать мог! У него сынушка такой страшненький, что на него не то что я, ни одна кобыла не посмотрит!
— Но-но! — царь погрозил пальцем. — Педрон мне друг…
— Но истина дороже! — закончил сын, качая головой.
— Умный, что ли? Я тебя сейчас челом-то об стол как тресну, будешь знать.
— А я вам, батенька, очи ваши ясные выцарапаю!
— Что-о?! — Царь вскочил с лавки, опрокидывая стол. — Да как ты смеешь, холоп, на отца своего руку поднимать! ТОПОР МНЕ!
— Пошто топор, так бейте! — закричал сын, тоже вскакивая. — Ежели нет в вас ничего святого, колите меня, режьте!
— Помедленней, пожалуйста. Я записываю, — прервал дискуссию Саныч, поднимая глаза на спорящих. — Сей исторический факт не должен дойти до предков в искаженном виде. Говорите четче, государь батюшка.
Царь кивнул, подошел к писцу и скрестил руки на груди.
— Значит, так. Пиши. И в день тринадцатый от Ярилы Коленопреклонника разгневался царь Иоанн Четвертый на сына своего…
— Ну, я пойду пока? — тихо спросил из-за его спины сын.
— Пшел прочь на горох! — рявкнул Иоанн Грозный, гневно раздувая ноздри. — До утра стой и молись, чтоб я тебя к опричникам не отправил. Понял?
— Как же не понять, батюшка… — Сын закивал пуще прежнего и, пятясь, скрылся за дверью.
— Пиши дале. Взял Иоанн Грозный стеклянную чернильницу…
— А может, чего потяжелее? — спросил Саныч, старательно выводя буквы. — Голова, она, государь батюшка, костяная. Чернильницей не расшибешь.
— Хорошо. Сам допишешь, раз такой смекалистый. — Грозный царь тряхнул головой, — В общем, убил он сына своего, и сжал его в крепких объятиях, и запричитал: "На кого ж ты меня, родимого, оставил…"
"Ты готов?" — глухо спросил далекий голос Ирдика.
"К чему?"
И тут наступила темнота.
3"Забросил я тебя, сам не знаю, на сколько времени назад! — сказал в голове голос Ирдика. — Тыщи на три, не меньше. Уж если там ничего не выяснится, то я даже не знаю, что делать".
А следом другой голос тихим, зловещим шепотом произнес:
— Тсс. Не время вздыхать. Враг услышит, оставит от нас рожки да ножки.
Голос был реальным и доносился из темноты. Под ногами, между тем, появилась твердая, хоть и слегка неровная земля. Саныч хрипло дышал и все норовил кашлянуть, но сдерживался и затыкал рот кулаком.
Куда-то шли.
— Факел-то хоть зажечь можно? — спросил кто-то сзади тихим же шепотом.
— Увидят враги и вырвут тебе язык! — сказали спереди. — Дойдем до дверей, а там уже и светло будет.
— Что ищем-то хоть? — спросил Саныч. Кажется, его прихватили за компанию, не удосужившись объяснить, что вообще происходит.
— Источник огненной воды Маптух Мам-мая! — сказали шепотом спереди. — Она дарует людям свободу и наслаждения. Одного глотка достаточно, чтобы постичь все радости земной жизни.
— А еще говорят, что две капли огненной воды взывают к богам и они смилостивятся и исполнят любую твою просьбу, — сказали из-за спины.
— Греческую смоковницу хочу, — дрожащим от возбуждения голосом сказали спереди, — и рабов пять тысяч, и плантации около Нила.
— Губу раскатал, — хмыкнули сзади. — Кто ж тебе вот так даст плантации?
— Боги. А если шесть бочек такой воды выпьешь, то появится тебе Дева В Белом и будет жить с тобою вечно, до самой твоей смерти.
"Которая будет быстрой. С белой горячкой еще никто долго не жил", — подумал я, догадавшись о подоплеке разговора.
Самое странное в происходящем было то, что Санычу не хотелось выпить. Мысли его были ясными и плавали вокруг лениво и неторопливо, словно пескари в прогретом солнцем пруду. Правда, смутные сомнения насчет огненной воды не давали мне покоя. Кажется, мы угодили в тот период, когда нашего общего знакомого пристрастили к алкоголю. Словно услышав мои рассуждения, в эфир вклинился голос Ирдика:
"Ну, как?"
"Вроде нормально. Саныч не пьет, — сказал я, — только ничего не видно. Идем мы куда-то".
"Ну, ты продолжай говорить. Я тебя еще немного подержу. Вдруг что интересное разузнаешь? А я пока схожу на кухню, разберусь кое с кем, чтоб не лез в чужие сеансы гипноза".
"Я в сеансы и не лезу, — раздался оскорбленный до глубины души голос графа Яркулы. — Я мысли читаю".
"Тоже запрещено", — сказал Ирдик и затих.
В это время кто-то шедший впереди остановился. Саныч ткнулся носом в его спину и тоже замер. Сзади ткнулись в его спину.
— Дверь, — сказал первый страшным шепотом. — Дверь в святая святых храма Маптух Мам-мая! Открывать?
— А для чего мы сюда шли? — спросил Саныч слегка раздраженно. — Сандалии стаптывать? Открывай давай!
Судя по всему, первый долгое время шарил по двери, ища ручку. Затем дверь с тихим скрипом открылась. Длинный коридор залил яркий дневной свет. Саныч инстинктивно прикрыл глаза ладонями, а когда убрал их, то увидел перед собой взлохмаченную голову шедшего впереди. А за головой… за головой раскинулся широкий простор храма.
Красота покоев поражала воображение. Саныч никогда не видел столь идеального пола, выложенного мраморными плитками. Стены, исчезающие в прохладном полумраке, тоже были покрыты мозаичными украшениями. А в центре зала высилась огромнейшая статуя языческого бога Маптух Маммая. Маптух сидел на стуле, положив руки на колени, и смотрел прямо перед собой. Его шесть глаз были устремлены к широкому окну, сквозь которое врывались в зал солнечные лучи. Рога на голове расходились в стороны. Длинная, густая борода покоилась на груди. У ног языческого бога был сооружен небольшой бассейн, в который резвым фонтанчиком вливалась огненная вода.
— Вот она! — прошептал первый завороженно. В руках он держал большой глиняный кувшин.
— Дайте-ка мне. — Саныча грубо оттолкнули. Худой невысокий мужчина, на котором из одежды были только набедренная повязка и сандалии, поспешил к статуе. В руках у него тоже был кувшин, но размерами поменьше.
— Стой, Мхатеб! Там могут быть… — закричал первый, но не успел.
Пол под человеком бесшумно разошелся. Поболтав в воздухе ногами, человек беззвучно провалился куда-то вниз, крепко прижав к груди кувшин. Секунду спустя раздался всплеск и чей-то похожий на крокодилий рык. И все стихло.
— Жалко Мхатеба, — сказал человек, оборачиваясь.
У него был длинный, ровный нос, не было бровей, а подбородок скрывался под аккуратной круглой бородкой.
— Теперь пойдешь ты.
— А я зачем? — удивился Саныч, вдруг обнаружив, что у него-то кувшина как раз нет, зато дома дел выше крыши.
— Наберешь мне огненной воды и уберешься куда подальше, ясно? — В руке человека возникло тонкое обоюдоострое лезвие, и кончик его воткнулся в дергающийся кадык Саныча.
— Чего же тут неясного? — прохрипел Саныч. — Давай сюда свой проклятый кувшин.
Потными пальцами он сжал ручки кувшина и медленно побрел по мраморному полу, разглядывая причудливые узоры под ногами.
"Я вернулся, — сообщил голос Ирдика в сознании. — Что там у вас происходит?"