Юноша посмотрел на Джимбо, Нодди и Падлу. Джимбо, ныне бас-гитарист (Блерт, истерически хохоча, взял доску побольше и натянул на нее проволоку для оград), неуверенно поднял руку.
— В чем дело, Джимбо?
— Одна струна порвалась.
— Ну, у тебя же остались еще четыре.
— Ага, но я, э-э, не знаю, как на них играть.
— Но как играть на четырех, ты тоже не знал, значит, проблем стало меньше.
Падла выглянул из-за занавеса.
— Крэш?
— Да?
— Там, типа, сотни людей. Сотни! У многих гитары. Они, типа, размахивают ими!
«Безумство» прислушалось к шуму, царящему по ту сторону занавеса. У Крэша было не слишком много мозговых клеток, и мысли в результате ходили крайне странными маршрутами, но даже у него возникли смутные подозрения, что звучание, которого удалось добиться «Безумству», несколько отличается от действительно хорошего звучания, которое он слышал вчера вечером в «Барабане». Тогда ему хотелось радостно вопить и плясать, а от своего звучания ему хотелось громко взвыть и, честно говоря, надеть барабан Падлы на голову его владельца.
Нодди посмотрел в щель между занавесками.
— Ого, толпа волш… кажется, это волшебники сидят в первом ряду. Я… почти уверен, что это волшебники, но…
— Ты что, не можешь узнать волшебника, тупица? — ухмыльнулся Крэш. — Все просто: если у человека остроконечная шляпа, значит, он как пить дать волшебник.
— У одного из них… остроконечные волосы… — пробормотал Нодди.
Остальные члены «Безумства» прильнули к щели.
— Похоже на… рог единорога, только из волос…
— А что такое написано у него на спине? — спросил Джимбо.
— «РАЖДЕН, ШТОБ РУНИТЬ», — ответил Крэш, который читал быстрее всех и почти не шевелил губами.
— А этот тощий напялил расклешенный балахон, — сказал Нодди.
— Должно быть, застарелый любитель.
— А еще, у всех у них гитары! Думаешь, они пришли на нас посмотреть?
— А на кого еще?
— Разношерстная подобралась публика, — сказал Джимбо.
— Точно, — согласился Падла. — Разно… А что это значит?
— Это значит… значит… типа, дурная.
— Ага. Такой она и выглядит.
Крэш решительно кивнул.
— Пора выходить, — сказал он. — Ну что, парни, покажем им настоящую музыку Рока!
Асфальт, Утес и Золто сидели в углу гримерной, даже сюда доносился шум собравшейся в зале публики.
— Почему он молчит? — прошептал Асфальт.
— Не знаю, — ответил Золто.
Прижав к груди гитару, Бадди смотрел в пустоту. Иногда он похлопывал по ней в такт приходившим в голову мыслям.
— С ним такое бывает, — сказал Утес. — Усядется и таращится в пространство…
— Эй, что они там кричат? — насторожился Золто. — Прислушайтесь.
Сквозь шум проступил некий ритм.
— Что-то вроде «Рок, Рок, Рок», — наконец определил Утес.
Распахнулась дверь, и в нее наполовину вбежал, наполовину упал Достабль.
— Вы должны выйти! — заорал он. — Немедленно!
— Но я думал, эти ребята из «Безумия»… — начал было Золто.
— Даже не спрашивайте, — перебил его Достабль. — Пошли! Иначе там все разнесут!
Асфальт поднял камни.
— Хорошо, — сказал он.
— Нет, — сказал Бадди.
— В чем дело? — спросил Достабль. — Нервишки?
— Нет. Музыка должна быть бесплатной и свободной, как воздух и небо.
Золто завертел головой. В голосе Бадди звучали странные гармоники.
— Конечно, абсолютно согласен, вот и я говорю, — быстро проговорил Достабль. — Гильдия…
Бадди распрямил ноги и встал.
— Насколько я понимаю, людям пришлось заплатить, чтобы попасть сюда?
Золто кинул взгляд на других музыкантов. Казалось, никто ничего не замечал, но окончания слов Бадди звенели, как туго натянутые струны.
— А, ты об этом, — махнул рукой Достабль. — Ну разумеется. Я же должен возместить расходы. Ваш гонорар… износ пола… освещение сцены, отопление… амортизация…
Рев толпы стал громче. Теперь его сопровождал дружный топот ног.
Достабль судорожно сглотнул. Лицо его обреченно вытянулось, так, словно он готовился пойти на самую великую в своей жизни жертву.
— Наверное… я… может, повысить… ну, скажем… на доллар, — произнес он. Каждое слово с боем пробивалось наружу из сейфа его души.
— Мы выйдем на сцену при одном-единственном условии. Мы выступим еще раз, — сказал Бадди.