Золто посмотрел на флейту. К ней был привязан желтый ярлык, на котором корявыми буквами было выведено число «431».
Он осмотрел полки за самодельным прилавком. Увидел на одной из них розовую витую раковину с номером, облизнул губы и протянул к ней руку.
— Перед тем как подуть в нее, приготовь девственницу для жертвоприношения, а также большой котел с плодами хлебного дерева и черепашьим мясом, — предупредила старуха.
Рядом с раковиной лежала труба, выглядевшая так, точно кто-то ее совсем недавно надраил.
— А эта? — спросил Золто. — Может, она вызовет конец света, и на меня упадет небо?
— Гм, а откуда ты знаешь? — удивилась старуха.
Золто опустил руку, но тут его взгляд привлекло что-то еще.
— Ничего себе! — воскликнул он. — Это все еще здесь? Я чуть было не забыл…
— В чем дело? — спросил Утес и посмотрел туда, куда показывал Золто. — Это?
— Почему нет? У нас же есть деньги.
— В самом деле. Может пригодиться. Но помнишь, что сказал Бадди? Вряд ли нам удастся найти…
— Город большой. Если мы не найдем это в Анк-Морпорке, значит, не найдем нигде.
Золто поднял обломок барабанной палочки и задумчиво посмотрел на гонг, наполовину зарытый в груде пюпитров.
— Лично я бы не стала этого делать, — прокаркала старуха. — Если не хочешь, чтобы из земли выпрыгнули семьсот семьдесят семь воинов-скелетов.
Золто ткнул палочкой в сторону заинтересовавшего его инструмента.
— Мы возьмем вот это.
— Два доллара.
— Эй, а почему мы должны платить, это же не твое…
— Заплати, — с вздохом перебил Утес. — Только не вступай в переговоры.
Золто неохотно передал деньги, схватил поданный старухой мешок и выскочил на улицу.
— Занятные у тебя инструменты, — сказал Утес, глядя на гонг.
Старуха лишь пожала плечами.
— Мой друг несколько встревожен, потому что считает твою лавку одной из тех таинственных лавок, о которых говорится в народных легендах, — продолжал Утес. — Ну, слышала, наверное, сегодня — здесь, а завтра — непонятно где. Он искал твою лавку на другой стороне улицы, ха-ха!
— Какая глупость, — буркнула старуха как можно нелюбезнее, надеясь отбить у тролля всякую охоту к дальнейшему разговору.
Утес снова посмотрел на гонг, пожал плечами и последовал за Золто.
Старуха выждала, пока их шаги не стихли в тумане.
Потом открыла дверь и воровато посмотрела по сторонам. Количество обнаруженной на улице пустоты соответствовало норме, она вернулась в лавку, подошла к прилавку и взялась за странного вида рычаг. На мгновение ее глаза полыхнули зеленым светом.
— В следующий раз собственную голову забуду, — проворчала она и потянула рычаг.
Заскрежетали невидимые механизмы. Лавка исчезла. И через мгновение появилась на другой стороне улицы.
Бадди лежал и смотрел в потолок.
Какой вкус у пищи? Он пытался вспомнить и не мог. Последние несколько дней он точно что-то ел, иначе быть не могло, но вкуса не помнил. Он не помнил почти ничего — кроме музыки. Голоса Золто и всех остальных звучали так, словно проходили сквозь толстую марлю.
Асфальт куда-то ушел.
Он рывком поднялся с жесткой постели и приблизился к окну.
Тени Анк-Морпорка были едва различимы в серых предрассветных сумерках. В открытое окно ворвался легкий ветерок.
Когда он обернулся, оказалось, что в центре комнаты стоит девушка.
Она приложила палец к губам.
— Даже не пытайся звать того мелкого тролля, — предупредила она. — Он ужинает внизу и не услышит. А если и услышит, то увидеть меня не сможет.
— Ты — моя муза? — радостно вопросил Бадди.
Сьюзен нахмурилась.
— Кажется, я понимаю, кого ты имеешь в виду, — кивнула она. — Я видела картины. Их было восемь, а главная… гм… Канталупа. Эти музы якобы помогают людям. Эфебцы считают, что они вдохновляют музыкантов и художников, но муз не бы… — Она замолчала и честно призналась: — По крайней мере, я их пока не встречала. Меня зовут Сьюзен, и я здесь потому…
Она снова замолчала.
— Канталупа? — переспросил Бадди. — По-моему, ты что-то путаешь. Ее как-то по-другому звали.
— Какая разница?
— Как ты здесь оказалась?
— Я… послушай, будет лучше, если ты присядешь. Хорошо. Ну… ты же понимаешь, как бывает… Это как с музами… Люди считают, что некоторые люди олицетворяют явления и…
На растерянном лице Бадди отразилось нечто вроде понимания.
— Как Санта-Хрякус олицетворяет дух зимнего праздника?