Кто-то тяжело протопал по лужайке, оставив глубокие вмятины, и скрылся за дверью библиотеки.
— Вот те на, — расстроился Модо.
Волшебники снова задышали.
— Ничего себе, — сказал профессор современного руносложения.
— Опсихеть можно… — согласился главный философ.
— Вот что я называю музыкой Рока, — восхищенно произнес декан.
Он подошел ближе, всем своим видом напоминая скрягу, которого вдруг занесло в золотую шахту.
Свет отражался от черных и серебряных поверхностей, а и тех и других было предостаточно.
— Ничего себе, — как какое-то заклинание повторил профессор современного руносложения.
Чары рассеял казначей.
— По-моему, это мое зеркальце! С его помощью я выстригаю в носу волосы! — воскликнул он. — Готов поклясться, это оно!
Черное, разумеется, было черным, но серебряное серебром не являлось. Это были зеркала, блестящие жестянки, блестки и проволочки, которые библиотекарь где-то раздобыл и приладил на свое творение.
— …Оно в такой маленькой серебряной рамочке… Почему оно приделано к этой двухколесной тележке? Два колеса, одно за другим? Как нелепо. Она просто упадет, можете мне поверить. А куда запрягать лошадь, позвольте спросить?
Главный философ ласково похлопал его по плечу.
— Казначей, — сказал он. — Совет одного волшебника другому, старина.
— Да? Что?
— Если сию минуту не заткнешься, декан тебя убьет.
На тележке стояли два колеса от телеги, одно за другим. Между ними было установлено седло, а перед седлом — труба с причудливым двойным изгибом, чтобы кто-либо сидящий в седле мог за нее ухватиться.
Конечно, вся конструкция была сделана из всякого мусора, и все же, особенно при мерцающем свете свечей, она обладала каким-то темным органичным качеством, не совсем жизнью, но чем-то динамичным и волнующим, напряженным и сильным, что заставляло декана дрожать. Она излучала нечто предполагающее, что одним только своим существованием и внешним видом она нарушает не менее девяти законов и двадцати трех указаний.
— Он влюбился? — спросил казначей.
— Нужно заставить ее двигаться! — завопил вдруг декан. — Она должна двигаться. Она для этого предназначена.
— Да, но что это такое? — спросил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
— Это шедевр! — воскликнул декан. — Триумф!
— У-ук?
— Может, ее надо толкать ногами? — прошептал главный философ.
Декан, думая о своем, лишь покачал головой.
— Мы ведь волшебники, верно? — спросил он. — Неужели мы не сможем заставить ее двигаться?
Он обошел конструкцию по кругу. Ветер от его усеянной заклепками кожаной мантии заставил пламя свечей колыхаться, и на стенах заплясали причудливые тени.
Главный философ прикусил губу.
— Я в этом совсем не уверен, — признался он. — Кажется, в ней и так уже хватает магии. Она действительно дышит… или это плод моего воображения?
Главный философ резко развернулся и погрозил пальцем библиотекарю.
— Это ты сделал?
— У-ук.
— Что он сказал?
— Он сказал, что не сделал, а только собрал, — перевел декан, не поворачиваясь.
— У-ук.
— Сейчас я на нее сяду, — сказал декан.
Волшебники почувствовали, как что-то утекает из их душ, а на пустое место приходит неуверенность.
— Послушай, старина, я бы этого делать не стал, — сказал главный философ. — А вдруг она как помчится…
— Плевать, — откликнулся декан, не спуская глаз с тележки.
— Я имею в виду, эта машина, она ж не из этого мира, — пояснил главный философ.
— Я прожил в этом мире больше семидесяти лет, — сказал декан, — и нахожу его крайне скучным.
Он вошел в круг и положил руку на седло. Седло задрожало.
— ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ.
На пороге подвала возникла высокая темная фигура. В несколько шагов она пересекла комнату и вошла в круг.
Костяная ладонь опустилась на плечо декана и вежливо, но настойчиво отодвинула его в сторону.
— БЛАГОДАРЮ…
Фигура вскочила в седло, схватилась за руль и повернулась к присутствующим.
В некоторых ситуациях нужно следовать сценарию…
В грудь декана уткнулся костяной палец.
— МНЕ НУЖНА ТВОЯ ОДЕЖДА.
Декан отступил на шаг.
— Что?
— ДАЙ МНЕ СВОЮ МАНТИЮ.
Декан крайне неохотно снял кожаную мантию и передал незнакомцу.