— В таком случае, что предпочитают пить ваши гости?
Хозяин скосил глаза на своих клиентов — ловкий трюк, учитывая, что клиенты находились прямо напротив него.
— Укипаловку, ваша светлость, они по большей части пьют укипаловку.
— Укипаловку? — изумился Мор, не замечая сдавленного хихиканья.
— Да, ваша светлость. Из яблок. Ну, по большей части из яблок.
Мору этот напиток показался достаточно здоровым.
— Отлично, — сказал он. — Кружку укипаловки, пожалуйста.
Потянувшись к карману, он извлек мешочек с золотом, которым снабдил его Смерть. Там еще оставалось прилично золота. Во внезапно воцарившейся мертвой тишине звяканье монет звучало как громоподобный звон легендарных Медных Гонгов Лешпа, который разносится по морю в штормовые ночи, когда течения тревожат их в башнях, покоящихся в трехстах безднах от поверхности.
— И пожалуйста, обслужите джентльменов. Подайте им, что они пожелают, добавил Мор.
Последовавший за этой фразой поток благодарностей настолько захлестнул его, что он не обратил внимания на один факт: его новым друзьям напиток подавался в крохотных, размером с наперсток рюмочках, и только перед ним одним стояла большая деревянная кружка.
Много баек рассказывается об укипаловке и о том, как ее приготовляют на сырых болотах по древнему, передающемуся (впрочем, довольно нерегулярно и с искажениями) из поколение в поколение, от отца к сыну, рецепту. Что касается крыс, змеиных голов и свинцовой дроби — так это все не правда. А россказни о дохлых овцах и вовсе откровенная фабрикация. Из множества вариантов стоит остановиться на вариации на тему брючной пуговицы. Но то, что не следует допускать контакта окончательного продукта с металлом, — чистая правда. Это подтверждается тем, что когда хозяин, откровенно обсчитав Мора, бросил горстку меди в лужицу на стойке, укипаловка немедленно вспенилась.
Мор понюхал напиток, затем сделал маленький глоток. Укипаловка слегка отдавала яблоками, чуть-чуть — осенним утром, и очень сильно — вязанкой дров. Не желая, однако, проявить неуважение, Мор приложился к кружке по-настоящему.
Толпа наблюдала, затаив дыхание и тихонько считая глотки.
Мор почувствовал, что от него ждут каких-то слов.
— Хорошо, — сказал он. — Очень освежающе. — Он отхлебнул еще раз. Вкус слегка вторичен, — добавил он, — но это дело стоит добить, я уверен.
Откуда-то из задних рядов послышалось недовольное бормотание:
— Что я говорил, он разводит укипаловку.
— Не-ет, ты же знаешь, что бывает, если в настойку попадет хоть капля воды. Хозяин сделал вид, что не слышит.
— Вам понравилось? — он задал этот вопрос примерно таким тоном, каким люди в прежние времена обращались к Святому Георгию: «Кого-кого вы убили?»
— Довольно густая, — заметил Мор, — и вроде как ореховая.
— Простите, пожалуйста, — с этими словами хозяин мягко принял кружку из руки Мора.
Сунув в нее нос, он втянул запах и протер глаза.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Настойка самая что ни на есть правильная.
Он посмотрел на юношу с выражением, граничащим с восхищением. Его поразило не то, что Мор не поперхнувшись выпил чуть ли не пинту настойки. Но он был буквально сражен тем, что тот все еще сохраняет вертикальное положение и, судя по всему, жив. Он передал баклагу обратно: это выглядело так, как будто он вручает Мору приз за победу в каком-то невероятном конкурсе. Когда юноша отхлебнул еще раз, нескольких зрителей передернуло.
Хозяин гадал, из чего у Мора сделаны зубы, и пришел к заключению, что, должно быть, из того же материала, что и желудок.
— А вы случайно не волшебник? — осведомился он, просто на всякий пожарный.
— К сожалению, нет. А что, мне следует им быть?
«На вид не скажешь, — подумал хозяин, — у него походка, не как у волшебников, да и не курит он». Он вновь перевел взгляд на баклагу с укипаловкой.
Что-то здесь не так. Что-то не так с этим парнем. Он выглядит подозрительно. Он выглядит…
…более материально, чем полагается.
Это было нелепо, конечно. Стойка была материальна, пол был материален, и клиенты были настолько материальны, насколько можно желать. И все же от Мора, сидящего с довольно смущенным выражением на лице и небрежно потягивающего жидкость, которой можно чистить ложки, словно исходил особо мощный поток материальности. Как будто в нем присутствовал дополнительный слой или, скорее, дополнительное измерение реальности. Его волосы были более волосяными, одежда — более одежной. Ботинки служили миниатюрным воплощением всей ботинкости на свете. От одного взгляда на него начинала болеть голова.