…Я разглядываю ее откровенно, в упор.
Покатые плечи, маленькие узкие ладони, ступни совершенно непринужденно, по-балетному, носками наружу. И тоже — маленькие. А еще — золотистые брови, матовые скулы, губы чуть приоткрыты и вот-вот выдохнут — «Да…»
В общем, почти все, о чем можно мечтать.
— Вы смо́трите — наоборот…
— Наоборот? Это как?
— Как вам объяснить… Некоторые великие мастера умели так изобразить на полотне взгляд — с какой стороны ни посмотришь, глаза с портрета всегда направлены прямо на тебя. Всегда. Неотрывно. А вы смотрите в глаза, а взгляд поймать невозможно. Наоборот…
— Никогда о таком не думала…
— Хм… Верю. Я вспомнил об этом потому, что однажды уже видел подобное — прекрасное юное женское лицо и взгляд, который неуловим. Всем — и никому. И лучше не пытаться его поймать.
— Почему?
— Потому что потом уже не вырваться. Не отпустит. А может, сам не захочешь…
— Вы говорите странно… Кто она? Как ее зовут?
— Ее? Ее звали… Нет, сначала… А как зовут — вас? Тебя?
— Сима… То есть Симона…
— Пожалуй… Я буду звать тебя — Симонетта.
— А почему — пожалуй?
— Потому, что это имя тебе подходит, а ты — ему. И это хорошо. Вообще все хорошо, ведь мы встретились. Откуда ты знаешь итальянский?
— Это моя специальность — европейские языки. Английский, французский, итальянский…
— И почему ты плачешь? Впрочем, это не важно. Просто не плачь, и все. Оно того не стоит, и он — тоже.
— Откуда вы знаете?
— Говори мне «ты». Мое имя Сандро. Пожалуйста, всегда говори мне «ты».
— Сандро…
— Тебе идут слезы, но все-таки вытри их, а…
— Но у меня… неприятности. Вам легко говорить…
— Тебе. Тебе легко…
Она послушно кивает.
— Тебе легко говорить.
Послушная… Послушная девочка, послушная дочь, послушная любовница… Та, что еще не проснулась. Та, чей взгляд невозможно поймать.
Симонетта…
Размазывая слезы по щекам и забавно растягивая гласные — что-то славянское в ее лице и этом милом акценте — она долго и путано рассказывает мне свою историю. После окончания университета поехала с другом в Италию, сначала, конечно же, Венеция, а там бурная ссора с Ромео, разрыв, вот уеду — ему назло, уеду — одна… жара, суета и сутолока вокзала, и, в довершение всех бед, пропажа кошелька и документов, обнаруженная ею уже прямо здесь, в поезде, несущемся со скоростью почти триста километров в час… все это ради того, чтобы забыть, забыть изменчивую, прекрасную, истекающую солнцем Венецию и оказаться в ладонях Тосканы — в моих ладонях.
Мои ладони… Они шершавы и горячи. Такие, какими их сделала долгая работа с камнем. А я работаю с ним всю жизнь, сколько себя помню. Я возвращаю ему красоту и тепло, наполняю солнцем. Мои руки знают благородство его линий, его дыханье и его смерть… Среди моих предков — каменотесы, известные не только во Фьезоле — по всей Тоскане. Скульптор, реставратор, каменотес — Сандро. Странно, я все время забываю, что Мия — умерла… Я все время об этом забываю.
Зато вижу ее живую — смуглокожую, хрупкую, зеленоглазую, с влажными от страсти черными завитками на тонкой шее, чувствую ее горячечный озноб. А ведь больше двадцати лет прошло… Не отпускает она меня, Мия… Сын вырос, жена ушла к лучшему другу. Осталась только работа, камень, его живое чудо… И моя неистовая Мия, которой всегда будет двадцать три…
— И что ты собираешься делать?
Сима пожимает плечами, смотрит — сквозь меня — доверчиво, склоняет голову чуть набок. И я вижу Симонетту…
Я пишу ее вновь и вновь, уже почти пятьсот лет. Пишу ее живую, потому что красота не умирает. И пусть она любит не меня, все это время, все эти пятьсот лет. Я привык.
И потом, у меня все же была — Мия…
Из Флоренции мы сразу же отправились в Фьезоле. Симу даже не пришлось уговаривать, все произошло само собой. Само собой, как и должно было быть…
Я просто подхватил ее сумку, полуобернулся:
— Ну, идем?
И она побежала за мной вприпрыжку.
— А это вот и есть Флоренция, да?
…Автобус карабкался по холмам, рядом щебетала Симонетта, а я… Я глядел на залитые солнцем, раскаленные добела улицы моего детства и удивлялся сам себе — почему меня совершенно не утомляет ее почти детская болтовня? И ждал. Увидит ли она? Поймет ли?
И она…
Именно на этом повороте, почти на самом верху, она кинула мимолетный взгляд в окно и… Тому, кто ни разу этого не видел, не расскажешь. Любые слова тусклы и незначительны по сравнению с нежной прелестью этих округлых красно-зеленых холмов. Но если хоть однажды…