Выбрать главу

Первой прикладной постмодернистской дисциплиной стали постколониальные исследования. Хотя существуют и другие подходы к изучению последствий колониализма, постмодернистская Теория настолько сильно повлияла на зарождение этой дисциплины, что постмодернизм и постколониализм зачастую преподаются вместе. Эдвард Саид[63], отец-основатель постколониальной Теории, во многом опирался на Мишеля Фуко, и потому в его работах повышенное внимание уделяется тому, каким образом дискурсы конструируют реальность[64]. Просто деконструировать структуры власти и показать, как восприятие Востока было сконструировано Западом, для Саида было недостаточно. Необходимо было пересмотреть и переписать историю. В своей основополагающей книге «Ориентализм» он утверждает, что «история делается мужчинами и женщинами и точно так же может быть переделана и переписана <…> „наш“ Восток, „наш“ Ориент присваивается так, чтобы им можно было обладать и управлять»[65].

Последователи Саида, Хоми Бхабха и Гаятри Чакраворти Спивак, тоже ценили Фуко, но больше полагались на Деррида. Они сомневались в способности языка передавать смысл, а кроме того, считали, что он скрывает в себе несправедливый механизм власти. По причине этого фокуса на власти, выражаемой посредством языка, постколониальная Теория приобрела откровенно политическое назначение: деконструировать западные нарративы о Востоке, чтобы освободить и усилить голоса колонизированных народов. По словам исследователя постколониализма Линды Хатчеон[66]:

Постколониализм, как и феминизм, является разрушительным, но в то же время и созидательным политическим предприятием постольку, поскольку подразумевает теорию агентности и социальные сдвиги, которых не хватает постмодернистскому деконструктивистскому импульсу. Хотя оба «пост-» прибегают к иронии, постколониализм не может остановиться на ней[67].

Еще одна новая Теория развилась в рамках женских исследований[68] – а позже и гендерных, – возникших на пересечении феминистской мысли и литературной теории. Однако феминология не начинала с постмодернизма – в основном она развивалась в русле других форм феминистской теории. Многие из них анализировали положение женщин сквозь призму критического марксизма, согласно которому западный патриархат является следствием капитализма, подвергающего женщин беспрецедентной эксплуатации и маргинализации. Известно, что Фуко отвергал такое вертикальное понимание власти в пользу пронизывающей общество сетки, создаваемой дискурсами. В этом ему вторили Теоретики-фукианцы, основавшие квир-Теорию.

К концу 1980-х это расхождение стало причиной раздора между феминистками разных мастей, чьи мнения по поводу того, насколько стоит придерживаться деконструктивистских методов[69], разделились, – это расхождение сохраняется и по сей день. Его наглядно описывает Мэри Пуви[70], представительница материалистического феминизма, сфокусированного на том, как патриархальные и капиталистические предпосылки загоняют женщин в социально сконструированные гендерные роли. Пуви привлекала возможность подорвать при помощи деконструктивистских методов то, что она считала социально сконструированными гендерными стереотипами (убеждение, что подобные стереотипы отражают истинную сущность человека, часто называют «эссенциализмом»), однако, будучи материалисткой, она была обеспокоена, что деконструкция в ее подлинном виде напрочь отказывает категории «женщина» в существовании[71]. Это было что-то новенькое.

Как и постколониальные Теоретики, Пуви хотела приспособить постмодернистские методы к задачам активизма. Поэтому она выступала за «инструментальный» подход («toolbox» approach) к феминизму, в рамках которого деконструктивистские методы могли бы использоваться для демонтажа гендерных ролей, но не биологического пола. Она утверждала, что мы должны признать истиной угнетение одного класса людей (женщин) другим классом (мужчинами), чтобы бороться с ним. Для этого требовалось наделить устойчивым и объективным существованием классы «женщин» и «мужчин», а также связывающую их динамику власти. Пуви внедрила некоторые аспекты Теории в феминизм и гендерные исследования.

вернуться

63

Эдвард Вади Саид (1935–2003) – литературовед, теоретик культуры, состоял в должности президента Американской лингвистической академии и профессора Колумбийского университета, был членом Палестинского национального совета. – Прим. ред.

вернуться

64

дискурсы конструируют реальность: Новаторская работа Саида «Ориентализм», очевидно опирающаяся на фукианские концепции построения знания через дискурс, несмотря на довольно критичное отношение автора к Фуко, остается ключевым текстом в постколониальных исследованиях и продолжает оказывать влияние в этой сфере до сих пор.

вернуться

65

им можно было обладать и управлять: Said E. Orientalism. London: Penguin, 2003. С. xiii.

вернуться

66

Линда Хатчеон (р. 1947) – канадский литературовед и исследователь постмодернизма, почетный профессор английской литературы Университета Торонто.

вернуться

67

не может остановиться на ней: Hutcheon L. Circling the Downspout of Empire // Past the Last Post: Theorizing Post-Colonialism and Post-Modernism // под ред. I. Adam., H. Tiffin. London: Harvester/Wheatsheaf, 1991. С. 171.

вернуться

68

На русском языке women studies обычно обозначаются как «феминология», в данном случае буквальный перевод использован, чтобы сохранить акцент на сравнении с гендерными исследованиями. – Прим. ред.

вернуться

69

придерживаться деконструктивистских методов: В первую очередь это раскол между (радикальными) феминистками, критикующими гендер, и транс-активистами, (интересекциональными или квир-) феминистками, чьи теоретические разногласия так же глубоки, как и противоречивы.

вернуться

70

Мэри Пуви (р. 1950) – литературный критик и историк культуры, специализирующаяся на Викторианской эпохе. Профессор Нью-йоркского университета.

вернуться

71

отказывает категории «женщина» в существовании: В 1988 году Пуви написала: «Довести деконструкцию до логического завершения означало бы утверждать, что „женщина“ – это всего лишь социальная конструкция, не имеющая основы в природе; другими словами, „женщина“ – это термин, определение которого зависит от контекста, в котором она существует, а не от набора половых органов или жизненного опыта. Это, мягко говоря, делает проблематичным самоощущение женщин и значение их социальных отношений. Это также ставит под сомнение эмпирическую основу, на которой феминизм США исторически основывал свои политические программы. Задача для тех из нас, кто убежден, что настоящие исторические женщины существуют и разделяют определенный опыт и что демистификация присутствия деконструкцией имеет теоретический смысл, состоит в том, чтобы выработать способ мыслить и о женщинах, и о „женщине“. Это непростая задача». Poovey M. Feminism and Deconstruction // Feminist Studies. 1998. Вып. 14. № 1. С. 51–65.