Циолковский еще не успел разобраться в возможностях ракеты, еще не нашел формул, определяющих закономерности ее движения, но принцип реактивного движения занимает большое место уже тогда, в размышлениях 1883 года. Константин Эдуардович пишет о взаимном отталкивании предметов, замечая при этом: «Меньшая из масс приобретает скорость, во столько раз большую скорости большой массы, во сколько раз масса большого тела больше массы меньшего тела».
Он как бы примеряет это известное положение механики к своим будущим открытиям.
И снова бытовая деталь, облегчающая понимание. «Мне пить хочется, – поясняет Циолковский, – на расстоянии 10 метров от меня, ничем не поддерживаемый, висит в пространстве графин с водой. В моем жилетном кармане часы, в моих руках – клубок тонких ниток, массой которых я пренебрегаю. Свободный конец нитки я привязываю к часам и эти часы бросаю по направлению, противоположному тому, в котором я вижу графин. Часы быстро от меня уходят; клубок нитей развивается, я же сам постепенно приближаюсь к графину».
Вдумайтесь в эту запись! Речь идет о силе, способной передвигать космический снаряд. И Циолковский делает еще один шаг. Набросав схему космического корабля, он снабжает его пушкой. Это мирная пушка, пушка-двигатель. Снаряды, вылетая, создадут силу реакции. Не встречая сопротивления (ведь свободное пространство лишено воздуха), путешественники помчатся в противоположную сторону. Так, меняя положение ствола пушки, удастся лететь в любом направлении.
Пройдет два десятка лет. Циолковский предложит для управления космическим кораблем газовые рули. Но все же я не мог умолчать о пушке, сыгравшей большую роль в выводах 1883 года. Ведь именно пушка подвела исследователя к другой мысли: если отвернуть один из кранов бочки, наполненной сжатым газом, позволяя ему свободно вытекать, то «упругость газа, отталкивающая его частицы в пространство, будет так же непрерывно отталкивать и бочку». Теперь до ракетного корабля уже рукой подать. Однако размышления о космосе на этом в 1883 году прерываются.
«Этим далеко не полным очерком, – писал Циолковский, – я заканчиваю пока (разрядка моя. – М. А.) описание явлений свободного пространства.
В последующих частях этого труда я буду иметь возможность не раз возвращаться к свободным явлениям.
Когда я покажу, что свободное пространство не так бесконечно далеко и достижимо для человечества, как кажется, то тогда свободные явления заслужат у читателя более серьезного внимания и интереса».
Как видите, уже тогда, в 1883 году Циолковский ставит перед собой далеко идущую задачу. Осуществление ее займет годы. Но молодому исследователю не терпится. Ему хочется разыскать посадочную площадку для той бочки, которую помчат в космос извергающиеся из нее газы. Куда лететь? Вопрос недолго ждал ответа. Конечно, к Луне – нашей ближайшей космической соседке.
«Путешествие на Луну» – чистейшая фантастика. Вот почему Циолковский избирает и соответствующую литературную форму. Его рассказ написан в форме сна, волшебного сна человека, задремавшего на Земле и проснувшегося на Луне.
Фантастика здесь лишь средство популяризации. Не острый сюжет или глубоко очерченные человеческие характеры, а ошеломляющее новизной изложение известных науке фактов – вот чем собирался ученый завоевать читателя. Тот, кто прочтет его книгу, познакомится с неведомым миром, расположенным за 380 тысяч километров от Земли. Именно в этом – в умении сделать далекое близким, в искусстве отбора фактов, не укладывающихся в привычные представления, – и заключалась сила рассказа, вернее очерка, «На Луне».
Черный купол небосвода, украшенный синим солнцем и неподвижными, как шляпки серебряных гвоздей, звездами, повис над безводной пустыней. Ни озерца, ни кустика, ни воды...
Нет ветра, шелестящего на Земле травой, покачивающего верхушки деревьев. Не слышно стрекотания кузнечиков. Не видно ни птиц, ни пестрых бабочек. Кругом только горы, высокие угрюмые горы и глубокие пропасти. Не сразу разберешься, что подстерегает человека в страшном неизведанном мире...
Вот вытащена пробка из графина. Вода бурно закипела и тотчас же обратилась в лед. Здесь пыж улетает с пулей, пушинка догоняет камень. И нужно ли удивляться? Ведь на Луне нет воздуха. Лопнул баллон электрической лампочки, а она продолжает гореть как ни в чем не бывало. Беззвучным фейерверком красноватых искр рассыпаются врезающиеся в Луну метеориты...
Волшебный, удивительный сон! Особенно удивительный для тихой и тягомотной жизни маленького заштатного городка.
Впрочем, даже в этой монотонной жизни Циолковский умел находить свои прелести. Всегда он что-нибудь затевал, всякий раз его неожиданные затеи ошеломляли степенных и солидных боровчан.
На забавы учителя местные толстосумы и их присные смотрели буквально с вытаращенными глазами. Летом, размахивая топором, словно заправский плотник, учитель строил диковинные лодки, зимой мчался на коньках, распустив вместо паруса большой черный зонт, или разъезжал по льду в парусном кресле, пугая крестьянских лошадей. От него можно ждать чего угодно. Склеил из бумаги воздушный шар с дыркой внизу, положил под дырку лучинку, зажег – шар поднялся и полетел. А потом лучинка пережгла ниточку – и на Боровск посыпались искры. Ведь так, спаси господи, недалеко и до пожара. Хорошо, сапожник поймал на своей крыше этот шар, заарестовал его да в полицию...
Боровчане не понимали Циолковского, а не понимая, осуждали. Подчас они смотрели на него, как на блаженного. Ну, в самом деле, можно ли всерьез принимать человека, который, возвращаясь вечером из гостей, подбирает у колодца гнилушку только потому, что она светится, и несет ее домой, теряя при этом зонтик? Или вдруг выклеивает из бумаги ястреба и запускает его на незаметной тонкой нити?