Главное при этом, разумеется, — математический расчет и точное естествоведческое обоснование научно-технического проекта. Циолковский проделал эту работу блестяще, хотя на нее и потребовалось несколько лет. Но, прежде чем статья была набрана, её четырежды (!) отвергали: трижды она получила отрицательные отзывы и один раз — уничтожающий. Одна редакция вернула рукопись только после троекратной просьбы и безо всякого сопроводительного письма.
С публикацией в «Научном обозрении» также произошло форменное чудо! Наверняка здесь не обошлось без участия все тех же фатума, рока, судьбы, коим Циолковский всегда придавал огромное значение: майский номер журнала, где была напечатана его статья, оказался последним, так как издатель Михаил Михайлович Филиппов (1858–1903) спустя менее месяца погиб при загадочных обстоятельствах. Ночью он якобы проводил опасные опыты по передаче энергии взрыва на расстояние, а рано утром был найден мертвым у себя кабинете. Филиппов давно был на подозрении у полиции и жандармерии за сочувствие социал-демократам и публикации промарксистских статей. Все его бумаги были немедленно арестованы. Такая же участь постигла и не распроданные экземпляры майского номера журнала со статьей Циолковского. Не говоря уж о том, что в этом номере была напечатана лишь половина статьи, вторую планировалось опубликовать в следующем, июньском. Однако вследствие случившейся трагедии и закрытия журнала рукопись второй части бесследно исчезла, а само окончание статьи увидело свет только спустя восемь лет. И все же с полным основанием можно сказать: судьба на сей раз оказалась к нему достаточно благосклонной. Но разве не являлся он избранником судьбы?
М. М. Филиппов был личностью уникальной. Доктор философии, но физик по базовому университетскому образованию, он защитил диссертацию по математике в Гейдельбергском университете. Став одним из блестящих российских публицистов и популяризаторов науки, он мог написать статью практически на любую естественно-научную или философскую тему, востребованную русскими журналами. Из-под его пера вышло около 300 работ, в том числе двухтомный трактат «Философия действительности» и бестселлер конца XIX века — роман «Осажденный Севастополь», пользовавшийся огромной популярностью и выдержавший несколько изданий. Филиппов внимательно следил за развитием науки и техники, в особенности — воздухоплавания. В вышедшем под его редакцией итоговом энциклопедическом труде «Девятнадцатый век» есть целый раздел, посвященный этому направлению. Так что интерес к идеям калужского самородка и опубликование его работы, олицетворявшей будущую науку XX века, были совсем не случайными.
Особое место в творчестве М. М. Филиппова занимают книжицы в серии «Жизнь замечательных людей», её с 1890 года стал выпускать известный книгоиздатель Флорентий Федорович Павленков (1839–1900). Всего вышло тогда 200 биографий, восемь из них были написаны Филипповым. Они посвящены как ученым и философам (Леонардо да Винчи, Паскаль, Ньютон, Лейбниц, Лессинг, Кант), так и общественным деятелям (Ян Гус и «белый генерал» Михаил Скобелев). Циолковский не раз перечитывал некоторые из этих книжиц, а с издателем Ф. Ф. Павленковым был знаком лично, ещё с юности. За речь, произнесенную на похоронах Д. И. Писарева, Павленков был сослан почти на десять лет в Вятку, где жила тогда семья Циолковских. Опальный книгоиздатель дружил с отцом Константина Эдуардовича и неоднократно бывал у него в гостях.
Многие годы смерть М. М. Филиппова не давала Циолковскому покоя. Он называл издателя «Научного обозрения» Фаустом и считал, что в легендах о его таинственных научных экспериментах много преувеличений. Зная по опыту, как сложно провести научный эксперимент в домашних условиях и как дорого он обходится, Циолковский обращал внимание на то, что нет никаких фактов, подтверждающих, что Филиппов имел мощную энергетическую установку, а его письмо, посланное накануне смерти в редакцию газеты «Русские ведомости» (по другой версии, письмо, найденное на письменном столе при проведении обыска, вдова покойного сумела тайком передать корреспонденту, случайно оказавшемуся рядом), свидетельствует о нервном срыве, если не психическом расстройстве. Письмо, содержащее информацию об открытии Филипповым «электрической передачи на расстояние волны взрыва», опубликовали многие европейские газеты. Его гуманистическим пафосом был пронизан не сам факт фантастического открытия, а вывод о том, что отныне война становится безумием и должна быть упразднена.
Чижевский не раз обсуждал проблему загадочной экспериментаторской деятельности Филиппова с Циолковским, ему казалась невероятной сама идея «электрической передачи взрывной волны» на многие сотни километров. В самом деле, исходя из тогдашних научно-технических знаний (да и теперешних тоже), в принципе невозможно допустить нечто подобное. Но наука, как и энергия Космоса, неисчерпаема. Филиппову приходилось формулировать свое открытие в традиционных терминах кинематики и электродинамики просто за неимением лучших. Нетрудно предположить, что многим хотелось бы прибрать к рукам столь выдающееся техническое достижение — или с целью его возможного использования, или, напротив, с целью недопущения такового. Человеческая жизнь, могущая послужить препятствием в реализации подобных планов, — слишком ничтожная цена за результат. Представляется, что Циолковский сам дал ответ, опровергающий его собственные сомнения, назвав Филиппова Фаустом: знаменитый чернокнижник и алхимик, как известно, материализовывал невидимые и неизвестные структуры мироздания, безо всяких энергетических установок, силой одних лишь магических заклинаний…
Осознавал ли сам Циолковский, что совершен революционный переворот в науке и технике? Безусловно, осознавал! Ибо с самого детства был уверен в своей особой миссии в этом мире. Но за признание абсолютно бесспорного факта своего приоритета в области космической ракетной техники предстояла ещё долгая и упорная борьба. Ракета, дирижабль — важнейшие, но не единственные проблемы, волновавшие Циолковского. Круг его научных интересов значительно шире и многообразнее. Гравитация и аэродинамика, лучеиспускание звезд и образование Солнечной системы, общий алфавит и язык — вот лишь некоторые из тем, осмысление которых ему удалось довести до публикации только до революции.
Особое внимание молодой ученый уделял критике весьма модной в то время гипотезы тепловой смерти Вселенной, вытекавшей из второго начала термодинамики. Воображение детей и взрослых поражали натуралистические иллюстрации в книгах по астрономии (и в частности — Камиля Фламмариона), на которых изображалась погибшая от тепловой смерти Земля и обнимающиеся скелеты посреди скованной льдом пустыни. Циолковский бьет под корень эту пессимистическую теорию, хотя и основанную на строгих математических расчетах. С формулами в руках он доказывает, что в природе существует вечный круговорот энергии, в силу чего никогда «не нарушается закон сохранения энергии и ни теплота, ни работа не образуются вновь: мы имеем дело только с круговоротом энергии, какой, я думаю, существует в природе всюду». Данному вопросу он посвятил большую теоретическую статью «Второе начало термодинамики», опубликованную во 2-й книге «Известий Калужского Общества изучения природы и местного края». Однако с обнародованием работы случилась пробуксовка: статья была сдана в редакцию в 1914 году, но из-за начавшейся Первой мировой войны была напечатана лишь в 1916 году (эта дата значится в выходных данных), а увидела свет (то есть попала в руки автора и читателей) только в 1918 году.
Впрочем, Циолковский часто обращался к проблеме тепловой смерти. В дополнении к 1-й и 2-й частям статьи «Исследование мировых пространств реактивными приборами», изданном в Калуге в виде отдельной брошюры в 1914 году, он говорит:
«Мрачные взгляды ученых о неизбежном конце всего живого на Земле от её охлаждения, вследствие гибели солнечной теплоты, не должны иметь теперь в наших глазах достоинства непреложной истины. Лучшая часть человечества, по всей вероятности, никогда не погибнет, но будет переселяться от Солнца к Солнцу по мере их погасания. Через многие дециллионы лет мы, может быть, будем жить у солнца, которое ещё теперь не возгорелось, а существует лишь в зачатке, в виде туманной материи, предназначенной от века к высшим целям».