Безусловно, решающее значение применительно к явлениям биосферы имеет Солнце: жизнь на Земле обязана главным образом солнечному лучу. Излучения дневного светила обусловливают не только жизненные ритмы на Земле, но и исторические циклы. Ученый доказывает это на основе обширнейшего фактического и статистического материала, заложенного в фундамент новой науки — гелиобиологии. Полноту космического чувствования и космопричастности создателю гелиобиологии удалось выразить и в нескольких поэтических строфах, в сонете «Солнце», написанном в Калуге в 1919 году:
«Мы — дети Космоса!» — таков лейтмотив научного и поэтического творчества Чижевского. Человек — неотъемлемая часть мироздания, у него с ним общая кровь (поразительный по смелости и простоте образ единения человека и природы): «Для нас едино — все: и в малом и большом. / Кровь общая течет по жилам всей Вселенной». Диалог с Космосом и проповедование от имени Космоса прошли через все творчество ученого-поэта. Большинство своих юношеских стихов он вслух читал Циолковскому, и тот с огромным воодушевлением относился к поэтическому дарованию своего молодого друга. Поэт и художник в Чижевском неотделимы от ученого-космиста. «Наука бесконечно широко раздвигает границы нашего непосредственного восприятия природы и нашего мироощущения. Не Земля, а космические просторы становятся нашей родиной», — утверждается в «Земном эхе солнечных бурь».
Чижевский установил, что энергетическая активность Солнца влияет не только на органические тела, но и на социальные процессы. «Вспышки» на Солнце, возникновение и исчезновение солнечных пятен, их перемещёние по поверхности светила, эти и другие явления, а также обусловленный ими весь комплекс астрофизических, биохимических и иных следствий оказывают прямое и косвенное воздействие на состояние любой биосистемы, животного и человеческого организма в частности. Этим вызваны, к примеру, вспышки губительных эпидемий в старое и новое время человеческой истории, разного рода аномальные события в жизни людей: нервные срывы, неадекватные психические реакции, положительные и отрицательные тенденции в социальном поведении. Выводы ученого подкреплены уникальными статистическими и экспериментальными данными.
Перипетии личной жизни индивидуумов также зависят от Солнца и даже провоцируются им. Ученый подкрепляет свой вывод примерами из жизни великих государственных деятелей, полководцев, реформаторов и т. д. Оказывается, Наполеон Бонапарт совершал все свои великие деяния в период максимума солнечной активности; и напротив, спад его военно-политической деятельности приходится на зафиксированный астрономами минимум пятен на Солнце. Так, период спада длился с конца 1809 года до начала 1811 года, когда в астрономических таблицах зафиксирован минимум солнечных пятен, то есть Солнце было малоактивно. В это время Наполеон не предпринял ни одного завоевательного похода, лишь сделал ряд бескровных приобретений. Между тем в год максимальной солнечной активности (1804) Наполеон достиг апогея славы и был увенчан императорской короной. Консульство Наполеона совпало с минимумом солнечной активности (1799), когда революционный подъем во Франции сошел на нет и в честолюбивом артиллерийском офицере смогли свободно развиваться абсолютистские наклонности. Космические (и в первую очередь солярные) факторы оказывают решающее воздействие не только на события истории, но также и на любые другие аспекты социальной действительности, включая экономическую и хозяйственную жизнь.
Чижевский оказывал своему учителю и наставнику разностороннюю организационную и издательскую помощь. Он добивался всемирного признания приоритета Циолковского в области космической ракетной техники. После ряда публикаций в зарубежной прессе о достижениях в области ракетных технологий, в которых вообще не упоминалось имя Циолковского, именно Чижевский настоял на переиздании работы «Исследование мировых пространств реактивными приборами» в виде отдельной брошюры, написал к ней предисловие на немецком языке, провел всю необходимую организационную работу, а после выхода брошюры в свет разослал её по всем ведущим научным учреждениям мира. Но это произошло позже — в 1926 году.
Совсем иначе в дореволюционное время относилась к Циолковскому основная масса калужских обывателей и городской «почтенной публики» (исключение, как всегда, составляла молодежь!). В лучшем случае его считали чудаком и личностью «не от мира сего», в худшем — выжившим из ума выскочкой. Чижевский почти дословно передает мнение провинциальной «элиты» о своем старшем друге.
«Этот калужский абориген, — говорили одни, — выживший из ума человек, полуграмотный невежда, учитель арифметики у епархиалок, т. е. у поповских дочек (какая постыдная должность!), ничего не понимающий в науке, берется за решение неразрешимых задач, над которыми бились умы знаменитых профессоров. Этот, с позволения сказать, учитель приготовительного класса сует свой нос в области, к которым он не имеет ровно никакого отношения, — в высшую математику и астрономию! Да ведь это же курам на смех! Он даже вместо латинских букв употребляет русские! Можно лишь удивляться, что в Калуге есть люди, которые его поддерживают, — семья Ассоновых, аптекарь Каннинг. Ну, да они-то сами, по-видимому, недалеко ушли от него! Позор городу, в котором живет человек, распространяющий никчемные фантазии по всей стране. Ведь он печатает за свой счет десятки брошюр толщиной в несколько страниц и рассылает их бесплатно во все концы России. О чем только думает начальство?» «Этот всезнайка Циолковский, — вторили первым другие, — является на фоне нашего города весьма непривлекательной фигурой. Почти безо всякого образования, самоучка, едва-едва разбирающийся в арифметике, возмечтал стать великим человеком и проектирует какие-то сногсшибательные ракеты на Луну и чуть ли не на Марс. Нельзя же допускать, чтобы каждый маньяк и параноик мог печатать тонюсенькие брошюрки и туманить ими мозги нашего юношества. Носитель „завиральных“ идей — вот он кто!» Из подобных высказываний можно было бы составить увесистый том…
Была, однако, в Калуге ещё одна группа людей, мнение коих о Циолковском не отражено в анналах истории, но которые никак не могли пройти мимо идей неординарного (по меньшей мере) мыслителя, обосновавшегося в их родном городе. Речь идет о Калужском отделении Российского теософского общества. Возглавляла его Елена Федоровна Писарева (1853–?) — философ и переводчик. Свободно владела несколькими языками, до сих пор в её переводе переиздается книга Эдуарда Шюре «Великие посвященные». её девичья фамилия — Рагозина. Замуж она вышла за дворянина Николая Васильевича Писарева и некоторое время жила на одном из заводов Шлиссельбургского уезда Петербургской губернии, где работал её муж. Вела там просветительскую работу среди рабочих, а за критические высказывания о существующем строе попала под негласный надзор полиции.
Смолоду Писарева увлеклась идеями Елены Петровны Блаватской (1831–1891), прочла в подлиннике её «Тайную доктрину» и сделалась её горячим пропагандистом. Помимо трудов основательницы теософии, перевела громадное количество другой мистической литературы, опубликовала несколько собственных произведений, самое известное из них — «Сила мысли и мыслеобразы». В конце XIX века (то есть примерно в то же время, что и Циолковский) Писаревы перебрались в Калугу. Здесь уже существовал теософский кружок, в который сразу же вступила Елена Федоровна. 20 сентября 1908 года все теософские кружки, разбросанные по империи, объединились в Российское теософское общество. Писарева стала его вице-президентом. Одновременно она возглавила Калужское теософское общество (как отдел всероссийской организации), превратив его в один из мощных и авторитетных филиалов и издательских центров в России.