Выбрать главу

Теперь рядом с могилой расположен Государственный музей истории космонавтики, открытый в 1967 году. На демонстрационной площадке — несколько отслуживших свой срок боевых и мирных ракет. Среди них та, что унесла в бессмертие ещё одного великого сына русской земли — Юрия Гагарина. Гений-пророк все предвидел, все просчитал, все спрогнозировал, опередив самые смелые ожидания человечества. Он был уверен, что научно-технический прогресс на нашей планете пойдет именно так! Ибо такова ВОЛЯ ВСЕЛЕННОЙ.

Сияют над Россией звезды — над Рязанщиной, где он родился, над Калугой, где умер, над Боровском и Москвой, над Вяткой и Окой. Они — глаза Космоса. И всегда кажется: они глядят так, будто что-то хотят спросить у землян или сказать. Одному из нас они уже очень много поведали, а он поделился космическим откровением со всем человечеством. Константин Эдуардович Циолковский творчески осмыслил космическую информацию и обратил её в КОСМИЧЕСКУЮ ФИЛОСОФИЮ — Истину на все времена…

ЧАСТЬ 2. ПРОВОЗВЕСТНИК КОСМИЧЕСКОЙ ИСТИНЫ

«ХОЧУ БЫТЬ ЧЕХОВЫМ В НАУКЕ…»

Подводя итог жизни и собрав разрозненные сокровенные заметки воедино, Циолковский на первом листе начертал «А 1а Чехов» («На манер Чехова»). В небольшом предисловии к циклу работ, получившему в дальнейшем наименование «Очерки о Вселенной», он пояснил:

«Наук такое множество, излагаются они так подробно, столько написано возов научных книг, что нет никакой возможности для человеческого ума их изучать. Кто и хочет, опускает бессильно руки. Между тем нельзя себе составить мировоззрения и руководящего в жизни начала без ознакомления со всеми науками, т. е. с общим познанием Вселенной.

Вот и я хочу быть Чеховым в науке: в небольших очерках, доступных неподготовленному или подготовленному читателю, дать серьезное логическое познание наиболее достоверного учения о Космосе».

Воистину — кредо подлинного ученого! «Краткость — сестра таланта» — так афористически выразился все тот же Антон Павлович Чехов. Лапидарность слога похвальна не только в литературе, но и в науке. И Циолковский здесь — один из великолепнейших образцов для подражания. Сам же он предпочитал ориентироваться на Чехова. Хотя среди ученых и философов также было немало достойных примеров. Обычно он называл имена Пифагора, Декарта, Лейбница, Ньютона, Паскаля, Лапласа, Шопенгауэра (хотя далеко не каждого из них можно отнести к мастерам афористики). Кое-кто запомнился ему ещё с юности — как по оригинальным изданиям, так и по научно-популярным биографиям, из опубликованных в павленковской серии «Жизнь замечательных людей». В зрелые годы также приходилось возвращаться к этим изданиям, некоторые из них были и в его библиотеке.

Особенно нравилась Циолковскому вопросно-ответная форма изложения. Она помогала ему четко формулировать мысль и как бы сама собой подводила к правильному ответу, а читателю — реальному или потенциальному (в том случае, если работа оставалась неопубликованной) — помогала лучше улавливать логику ученого. Вообще же Циолковский не был здесь оригинален. Такая манера рассуждения и оформление мысли известна с глубокой древности; она встречается и в космогонических гимнах «Ригведы», и в некоторых архаичных зороастрийских текстах, и в «Вопросах к небу» знаменитого китайского поэта и мудреца Цюй Юаня (ок. 340 — ок. 278 гг. до н. э.), и в произведениях ряда мыслителей Нового времени.

Логическим каркасом самой первой большой философской работы Циолковского «Этика и естественные основы нравственности» служат десятки мировоззренческих вопросов. Вот типичный образец такой манеры изложения научного материала:

«Как представляем мы себе Вселенную? В виде ли беспредельного числа бесконечно малых, вечных и простых атомов (атомизм) или сложных и мыслящих монад? Соединяем ли возникновение и существование мира с его первопричиною (теизм), или считаем мир сам по себе, т. е. самый Космос своей причиной (пантеизм Спинозы, Джордано Бруно)? Вот вопросы, которые относятся к телеологической проблеме метафизики. (…)

Сходны ли наши представления о мире с самим миром, т. е. строго ли согласны наши познания со строением Космоса или отличны? (…) Какова цена известной нам земной жизни? Жили ли мы до рождения и будем ли жить после смерти? Какова жизнь прошедшая и будущая? Стоит ли жить? Какова цель жизни? Какие поступки лучше? Что хорошо и что худо? (…) Как добыть пищу, одежду, как устроить дом, как защитить себя от враждебных действий природы, от зверей, от злых людей? Как сохранить здоровье, продлить жизнь? Как сделать счастливым себя, жену, детей, близких, всех людей и все живое? Не это ли предмет знания!»

Сколько же аналогичных вопросов пришлось задать в течение жизни себе самому, своим современникам и будущим поколениям! На многие из них до сих пор не найдены ответы. Любопытно, что Циолковский высказал идею, которая в наши дни воплотилась в виде Интернета. Так, ещё в начале XX века он писал: «Должны быть различные курсы знаний. Насколько разнообразны человеческие умы по своей силе и характеру, настолько должны быть разнообразны и эти курсы. Кроме того, должен быть особый склад знания в виде систематической энциклопедии, составляющей достояние всего человечества и недоступной в своей совокупности ни одному человеческому уму. Но из подобной энциклопедии всякий может извлекать все, что ему нужно» (выделено мной. — В. Д.). В приведенном высказывании не хватает слова «технический», но, во-первых, оно подразумевается, так сказать, читается между строк, а во-вторых, — сама логика подводит к идее Всемирной паутины информации.

Циолковский использовал не только вопросно-ответную форму изложения своих идей; он проявил себя и в жанре научно-философского диалога, зарекомендовавшем себя ещё со времен Платона. (Именно такую форму впоследствии избрала и его дочь Любовь Константиновна, изложив биографию и идеи своего отца в виде драматических диалогов.) Приведу в пример философскую миниатюру «Вечный свет Космоса», написанную Циолковским 26 декабря 1933 года:

«Я хотел бы тут привести всем доступное доказательство вечной юности Вселенной. (…) Для утверждения этого приведем разговор двух людей (диалог).

— Скажите, пожалуйста, всегда ли Космос сиял своими солнцами или, может быть, он был мертв, а потом возник?

— Не знаю, но возможно, что когда-то он был холоден, не было в нем ни солнц, ни органической жизни.

— Значит, по-вашему, холодная материя способна возгораться и сиять бесчисленными солнцами, как это мы видим теперь?

— Выходит, что так.

— Но тогда нам нечего опасаться гибели Вселенной (тепловой смерти Космоса), так как у ней есть способность возгораться. Итак, принятое нами предположение о бывшем мертвом состоянии Вселенной влечет за собой вывод: если Вселенная и угасает, то может снова возникнуть. Жизнь её оказывается периодичной, а это ещё не гибель. Вечное возобновление, так сказать, воскресение Космоса ещё не приводит нас в отчаяние.

— Ну а если Вселенная была всегда ранее юной, блестящей огнями и жизнью, и её ждет конец только в настоящее время. Была всегда светлой, а теперь предстоит ей погаснуть.

— То, что существует вечно, не может изменяться. Раз Вселенная всегда горела огнями и жизнями, то не может она и погаснуть. В обоих случаях, при общих ваших предположениях выходит, „что Космос не умирает. А если и умирает, то снова возникает — без конца“».

Здесь поставлены и в принципе решены три важнейшие натурфилософские и мировоззренческие проблемы: 1) вопрос о так называемой тепловой смерти Вселенной, к которому, как уже говорилось выше, Циолковский всегда относился отрицательно; 2) чисто философская концепция «вечного возвращения»; 3) дальнейший путь развития для будущей науки (особенно — для астрономии и космологии). Диалоговую форму Циолковский успешно использовал для пропаганды своих идей и в других главах «Очерков о Вселенной», например, в «Высшей истине» (27 августа 1932 года), «Субъективной непрерывности высшей жизни» (24 декабря 1933 года), «Разговоре (диалоге) о праве на землю» (27 декабря 1933 года), «Земной этике» (5 февраля 1934 года) и некоторых других.