— Не подходи, не то я за себя не отвечаю. Я же очень голодный, еще проглочу тебя. Очень, очень голодный. Видишь, шкура да кости остались. Прошу, не подходи, не дай мне стать людоедом.
— А что же нам в таком случае делать? — вконец растерялась Мануш. Потом вдруг спросила: — Ты, может, смородины поешь, у меня полная корзина.
— Еще спрашиваешь? Давай скорее сюда. Я ужасно люблю смородину! Давай. Если наемся смородины, то тебя уже не трону… Ну, давай, давай смородину. Да побольше.
Мануш поднесла к Медведю корзину. Забывшись, он хотел было опуститься на передние лапы, чтобы дотянуться до ягод, но в тот же миг опять взвыл от боли и снова принялся плакать.
Девочка набрала смородину в ладошки и подошла к Медведю.
— Давай я тебя покормлю, дядя Миша.
Медведь удивленно взглянул на нее:
— Ты, я смотрю, меня ни во что не ставишь. Ну и дожил, никто не боится. Даже собаку все боятся, а меня…
— Да ты ешь, ешь. Не болтай попусту. Ведь совсем отощал, в чем душа держится! — И Мануш поднесла смородину Медведю к губам.
И Медведь стал есть. Вмиг слизал все, что было в ладошках у девочки. А она, уже совсем осмелев, взяла корзину в руки и приблизила к Медведю.
Ох как жадно он поглощал ягоды! Мануш и оглянуться не успела, а Медведь уже и дно в корзине облизал.
— Ой, до чего же вкусно! — довольно сказал Медведь. — А больше у тебя нету?..
— Нету, — как бы извиняясь, проговорила Мануш. — Хочешь, схожу еще насобираю.
— Ну, нет! Ты сиди на месте. Вот опять проголодаюсь, может, и тебя съем.
Но Мануш совсем не испугалась.
— Давай лучше лапу, — строго сказала она. — Съем да съем!.. Что тебе, больше не о чем говорить?.. Дай лапу.
— Как ты со мной разговариваешь? — удивился Медведь. — Такая малявка, а на меня кричишь! Да знаешь ли, что мне стоит чуть лапой тебя поддеть, и ты бухнешься оземь.
— Знаю. Знаю. Но знаю и то, что сейчас твоей лапе ничто не под силу, она ведь вся в колючках. Ладно, давай-ка мне ее.
Медведь покорно протянул лапу.
— Ой, как же это тебя угораздило, дядя Миша? Не лапа, а сплошная рана!
— И по всему туловищу так! — пожаловался Медведь.
— Ну и ну! — И Мануш стала по одной выдергивать колючки. — Вот так! Еще одна. И до чего же они глубоко впились. Ой, ой, ой, как ты только терпел?
— Ай, больно! — дернулся Медведь.
— Где ты их набрал?
— Лучше и не спрашивай. Полакомиться шиповником захотел, вот и…
— А! Понятно. Еще. Уже пять, шесть. Сейчас потерпи, пожалуйста, эта очень глубоко засела. Погоди, у меня есть булавка.
— Эй, я булавкой не хочу! — заорал Медведь.
— Не бойся, ты и не почувствуешь, я сразу. Вот и все!.. Правда, не почувствовал?
— Ой, еще как почувствовал! Я же живой, а живой разве бывает бесчувственным. Погоди маленько, дай дух перевести. Больно-то как!
— Такой большой, — засмеялась Мануш, — а маленькой боли перетерпеть не можешь! Ну, с этой лапой все. Попробуй-ка ступить на нее.
— Я боюсь!
— Не бойся.
Медведь с опаской положил лапу на плечо Мануш. Вроде не больно, то есть больно, но не так, как было.
— Все равно еще больно, — пробурчал он.
— Ну, что же ты хочешь, чтоб за минуту все совсем прошло. Попробуй еще раз.
Медведь, уже смелее, опять положил лапу девочке на плечо, точнее, даже слегка толкнул ее.
— Ты что это, Косолапый! Я прошу попробовать, а ты со всей силы.
Но Медведь не слышал слов Мануш. Он бурно радовался тому, что лапа почти не болит, и протянул девочке другую лапу.
— Давай, тащи колючки и из этой.
А что поделывают колдуньи и где они?..
Забросав камнями Медведя, чтобы разозлить его, они ушли в глубь леса и забрались на высокий, могучий дуб, откуда стали наблюдать за избушкой и с нетерпением ждать, что будет дальше. Они видели, как Мануш вошла в избушку и, слыша рев и гневные вопли Медведя, считали судьбу девочки уже решенной. Не может же изголодавшийся зверь не съесть ее. Это было бы невероятно. Колдуньи такого не могли даже представить. А потому они спокойно выжидали, одним глазом глядя на избушку, другим же, прикрыв его в полусне, грезили. Наконец-то, думалось им, спустя тридцать лет опять станет возможным, оседлав помело, взвиться в небо, парить в нем, а потом бурей обрушиваться на землю, все на ней крушить, сметать. Везде, кроме севера, конечно. О Гренландии колдуньи не только думать, даже вспоминать боялись. Ведь именно там они лишились последних крох своих колдовских сил.
Нет, нет, над полярным севером они летать не будут…
Мечты мечтами, а пока колдуньи сидели на дереве далеко от своих новых, таких славных, еще необжитых избушек и от родного леса…