Он вскочил с места, схватил Мануш обеими руками и поднял ее над собой, открыв большущий рот. Людоед решил, что разговаривать с этой болтуньей ему больше не следует, надо заглотнуть ее разом, и все.
А Мануш опять громко рассмеялась.
— Эй, что ты делаешь! — кричала она сквозь смех. — Зачем щекочешься?.. Не щекочи меня!..
У Людоеда руки вдруг ослабели, и он опустил Мануш на пол.
— Убирайся отсюда, противная девчонка! — завопил он. — Прочь! И чтоб глаза мои тебя не видели!
Мануш обиженно отошла в сторонку.
— Я больше не люблю тебя, раз выгоняешь, — сердито сказала Мануш.
— Слушай, девочка, уходи подобру-поздорову!.. Твой смех не дает мне съесть тебя, понимаешь?! Сгинь с моих глаз! — чуть не плача, взмолился Людоед. — Понять не могу, что творится! Такого со мной еще не бывало. Голоден ужасно, а съесть тебя не могу… Уходи! Говорят, уходи!
— Куда же мне идти, я дороги не знаю. Заблудилась в лесу…
Людоед в ярости схватил шампур.
— Вон! Немедленно вон, не то…
— Ну ладно, уйду, — поняв наконец, что Дандалош не шутит, сказала Мануш и, понурясь, вышла.
После ее ухода Людоед сел на сундук, схватился обеими руками за голову и заговорил сам с собой:
— Что это было? Почему я не смог съесть паршивку? — Он потрогал лоб. — И температуры вроде нет.
Глава седьмая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Старые колдуньи обиделись на Дандалоша за грубое обращение с ними. Они ушли от окна и, снова усевшись под орешиной, печально склонились друг к дружке и задремали. Волк, зайдя за дом, тоже разлегся, уложив, словно пес, голову на вытянутые передние лапы. И его клонило ко сну, но голод мучил сильнее…
Только Ворон был настороже, сидел на вышке и прислушивался к голосам в доме. И он первым увидел, как вышла Мануш. Увидел и поднял переполох. Под его пронзительное карканье старухи, как ни странно, впали в сладкий сон, а волк бросился к окну, посмотреть, чем кончилась борьба Людоеда с Мануш. Увидев, что хозяин дома в одиночестве сидит на сундуке, волк вошел внутрь, искать остатки косточек, но, ничего не найдя, выскочил во двор и тут увидел, как Мануш удаляется от дома.
А Ворон, каркая, метался то к старухам, то к Мануш. Летал так низко, что едва не касался крыльями головы девочки. Но больше всех был удивлен волк. Он взглядывал то на Мануш, то на дверь дома. Ждал, когда Людоед выйдет и настигнет девочку. Ничего другого волк представить себе не мог. Он много раз видел, как входят в этот дом, но никогда не видел, чтоб из него выходили, не бывало такого на памяти волка.
Мануш медленно прошла через весь двор, открыла калитку и вышла.
— Ой, не съел!.. — увидев Мануш, всплеснула руками Ципили.
— Не съел, не съел! — весело подскочила на месте Тимбака.
— Как же так? — в недоумении спросила Ципили.
— Ничего не понимаю, — уже посерьезнев, удивленно пожимая плечами, сказала Тимбака.
— Слушай!.. — начала было Ципили и замолкла, виновато взглянув на подружку-колдунью.
— Ну, чего осеклась?
— Не знаю, как и начать… Ты только не сердись, ладно?
— Знаю, знаю, что ты хочешь сказать! — проговорила Тимбака. — Радуешься, что Людоед не съел Мануш?
— Откуда ты это взяла? — испугалась Ципили, но потом вдруг решила не изворачиваться, будь что будет. — А если честно, чего скрывать. Я и правда рада… Чуть-чуть… Не знаю почему, но рада. Только ты не сердись. Может, это пройдет.
— Глупая, а я, по-твоему, не рада? Очень даже рада!..
Ципили изумленно глянула на Тимбаку.
— Ну и ну! А что же теперь будет? Мы такими и останемся?
— Да погоди ты! Лучше подумай, что Мануш будет делать.
А что было делать Мануш? Невидящим взглядом она посмотрела вокруг и села на бревно, что лежало у ворот. Усталая, голодная, солнце уже на исходе, скоро вечер, но у бедной девочки и мысли не было с места двинуться.
И усталость сморила ее. Мануш заснула.
— Надо что-то придумать, — сказала Ципили.
— А что придумать? Мне ничегошеньки злого на ум не идет… Не идет, и все! С чего это в нас вселилось такое, жалеем и жалеем?
— Когда нам еще случай представится? — терзалась Ципили.
— Случай? Случай-то, может, и будет, но раз мы опять в жалость ударились, какой от него толк.
— Тимбака, я одну вещь хотела бы тебе сказать, да боюсь. Боюсь, что осмеешь меня.
— Да чего уж там осмею. Говори.
— Со мной что-то странное.
— Что?
— Дай руку, скажу. — Ципили приложила правую ладонь Тимбаки к своей груди слева. — Ничего не чувствуешь?