— Глупая! Ведь мы не злое, а доброе дело сотворили! — многозначительно подняв палец кверху, сказала Тимбака.
— Как так? Что ты бормочешь? Нет, ты понимаешь, какую чушь ты несешь? — растерянно пробурчала Ципили и… рот у нее вдруг раскрылся в удивлении. Она села.
— То-то и оно! — Тимбака примостилась рядышком. — В том-то и горюшко. Мы сотворили добро и теперь уже никогда не будем злыми колдуньями…
— Да уймись ты… не каркай… Погоди, дай подумаю о том, что ты сказала… Одно с другим не сходится… Колдовство-то ведь подействовало?.. Говоришь, оттого, что добро совершили?..
— Ну то-то же! Поняла, наконец?..
— Значит, мы снова способны колдовать?.. Чего же нам еще желать?
— Мы больше не можем делать зло. Мы стали добрыми колдуньями. Добрыми… Понимаешь? — сказала с очень серьезным видом Тимбака.
— Добрые колдуньи?.. Мы теперь добрые?.. Не может этого быть!..
— И однако это так, Ципили.
— Погоди… А летать мы сможем?
— Конечно. Мы будем летать. Будем в новогоднюю ночь приносить детям подарки… Они с нетерпением станут нас дожидаться. Мы будем класть им все под подушку, пока они спят, класть конфеты в пестрых новеньких мешочках. Дети станут радоваться, благодарить нас.
— Я так люблю детишек! — призналась Ципили.
— Я тоже! Гляди, как Мануш крепко спит.
— Устала, бедная девочка.
— Опять «бедная»?
И тут Ципили взорвалась:
— Да, да, бедная! Да, да, я жалею. Понимаешь, жалею! Не ты ли сказала, что мы стали добрыми колдуньями? Вот я и жалею Мануш… Но мне… Мне что-то пока не совсем верится. Может, это только случайность? Может, мы ошибаемся. Давай еще попробуем.
— А что попробовать? Мне ничего в голову не приходит…
— Давай повалим дерево?.. Может, теперь получится…
И Ципили, не дожидаясь Тимбаки, затянула:
— Орешина, упади, упади! Ну быстрее, Амда-чамда. Видишь, не падает, — чуть не плача, сказала Ципили, — а говоришь, мы снова стали колдуньями.
Вместо ответа Тимбака принялась хохотать. Хохотала она громко, но с глухим старушечьим всхрапыванием. Из глаз текли слезы. Ципили, ничего не понимая, удивленно смотрела на нее.
— Что с тобой? — спросила она, подойдя к Тимбаке. — Уж не тронулась ли умом?..
— Ну и глупая же ты, — сквозь смех проговорила Тимбака, — да разве это доброе дело — повалить хорошее дерево? Ты никак не можешь уразуметь. Говорят же тебе, что мы стали теперь добрыми колдуньями. Понимаешь, добры-ми!
— Тьфу, совсем забыла! Что тут поделаешь. Придумай, пожалуйста, какое-нибудь доброе дело. Надо обязательно проверить, не случайно ли у нас один раз получилось. Ну, пожалуйста.
— Да что-то ничего на ум не идет. Я еще толком в себя не пришла.
— Знаешь, Тимбака… Давай-ка мы…
В это время о себе снова напомнил Ворон.
Он опять опустился на плечо Ципили и завел свое душераздирающее карканье. Так расшумелся, что и Мануш наконец разбудил…
— Где это я? — удивленно спросила девочка, оглядевшись вокруг.
Увидев Ципили и Тимбаку, Мануш поняла, что все случившееся с ней не было сном. Но тут на глазах у нее произошло такое, что опять подумалось, будто она во сне…
— Ципили! — во все горло закричала Тимбака, так, словно та была не рядышком, а на другом конце света. — Ворон, понимаешь, Ворон! Как мы раньше не додумались.
— Что Ворон? — спросила Ципили.
— Как что? Сколько уж лет бедняга ждет, когда мы снова обретем наши колдовские силы и вернем ему человеческое обличив.
— А? Поняла! Слушай, а это доброе дело?
— Ну, знаешь ли! Ты совсем разум потеряла. Спроси его, доброе ли это дело.
— Кар, кар, кар! — надрывался Ворон.
— Так чего же мы ждем, Тимбака? Давай, начинай.
— Нет уж, ты его заколдовала, тебе и расколдовывать.
Ципили встала на цыпочки, протянула руки вперед и начала беззвучно шевелить губами, а потом завела и свою колдовскую присказку:
Тут Ципили почувствовала, что Ворон у нее на плече очень потяжелел, услышала, как зашелестели его перья, и еще больше воодушевилась: