С одной стороны с жалобами они обратились к стражам правопорядка, параллельно принуждая своих мужчин к действию и привлечению к делу уличных авторитетов с криминальным наклоном. Случилось так, что и блюстители порядка и полукриминальные представители улицы в тот день совпались во дворе дома, по своему стараясь вынудить Бору выйти на контакт, по сути-на разборки.
Уже к вечеру того дня, вся пресса была заполнена новостями о том, что – “в известном районе города произошла стрельба. Военный в отставке из балкона собственного дома прицельным огнем расстрелял людей, находящегося на тот момент во дворе. В результате стрельбы пятеро убитых, двое тяжелораненых. Сообщается, что стрелявший предположительно покончил жизнь самоубийством. По факту возбуждено уголовное дело, ведется расследование”.
Аналитика
Вскоре, после этих событий Ганс-Ульрих получил приглашение от своего давнего знакомого Хулио Кортесера, навестить его в Агио-Орос, куда он с сестрой Ирене переехал жить, после того, как неизвестные захватили их родной дом в Патагонии. Они поселились близ Уранополиса.
На небольшом холме стоял старый, каменный дом, построении еще 1926 году. Несмотря на ветхость, крепкая каменная постройка держалась стойко. Там действительно было уютно…поблизости никого, тихо, только издалека можно было услышать, как дышит Эгейское море разбивающихся о берег волнами.
Ганс-Ульрих с Хулио сидели за столиком на открытой веранде молча потягивая мате, а Ирене расположилась рядом в кресле, занявшись своим вязанием.
– “На днях мы наткнулись… здесь внизу есть местечко, где выносят старые вещи на продажу… сувениры для приезжих…их здесь бывает много …точно такой же комод, что был у нас дома»– сказала Ирене не отрываясь от своего вязания. – “Мы хотели купить его, но…засомневались потом…стоит ли нам…”.
– “Знаешь, мы всегда ищем, не преднамеренно, но всякий раз, во всем ищем что-то, напоминающее нам родное…а находя, тут же отталкиваемся от него…выходит, что всё ещё прикосновение вызывает боль, значит время активной боли еще не истекло…и пока невозможна утешение…” Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет””-…сказал Хулио, глядя в безадресную даль.
– “К нам заезжают погостить…бывает и радостно…раньше я не любила шума, многолюдности…а сейчас каждый приезжий нам дорог…правда и весёлость сейчас с какой-то грустью, неполная…где-то в уголке сердца всегда чувствую что-то неподвижно лежащее грустное, ты прав, кажется не время еще…”-сказала сестра, отложив в сторону вязаные, наклонившись вперед, локтями на колени, как будто полностью присоединивших к сидящим за столом.
Ганс-Ульрих подозревал что, то ощущение, о котором говорили Хулио с сестрой, она уже навсегда… та меланхолия уже неизлечима, она всегда будет присутствовать как лейтмотив наряду со всем, что может в их жизни появятся.
–“Возможна ли полное душевное умиротворение в нашем, бренном мире?-“ Сказал Ганс-Ульрих понимая риторичность своего вопроса.-“Пока в той известной истории рассказывается о том, как может в один миг всё обрушится, жизнь и порядок, с устоявшимся отношениями к вечному и преходящему, с потерием всех детей, со смертью близких, с болезнями, с безвыходностью, за каждым словом рассказа стоит вещественность, в виде образа соответствующего…а в конце, где рассказывается о восстановлении статус-кво, должно быть радостно, но той вещественности уже нет…обрывается понимание, разум расходится с представлением…”
–“Хорошо, что ты вспомнил об Иове…как ты сказал, восстановление статус-кво в том ситуативном контексте можно представить, если коннотативно подразумевается всемогущество действующего…но произошедшее…это уже данность, что имело место быть…она уже неотъемлемая часть биографии и еще, неотъемлемая часть всемирной истории, вселенский факт…этот промежуток от катастрофы до восстановления со всеми распадами, стойкостью или заглушением себя, всем, что необходимо вытекает из произошедшего в силу причинно-следственности…как представить восстановление статус-кво в этом отношении…катастрофа уже случилась…и внешняя и внутренняя, повторюсь, она уже факт истории…ты попробуй понять само " восстановление "…имея на лицо такую фактическую данность…”-сказал Хулио голосом уравновешенным, но в котором легко распознавалась эмоционально-напряженная тональность. Он как будто обращался не только к его собеседникам в тот вечер, а в первую очередь убеждал себя.
– “Да, “прекращение” не есть “восстановление” …и в том рассказе должно быть речь идет совершенно о других формах…»-Сказал Ганс-Ульрих, чтобы заполнить нависшую тишину.