— И все же зачем убивать Пилгрима? В качестве предупреждения? — спросил Фосетта адмирал.
— В определенном смысле да, сэр.
— Вы не могли бы изложить свою мысль поподробнее?
— Могу, сэр. Это, несомненно, предупреждение. Но чтобы сделать смерть Пилгрима понятной и оправданной с их точки зрения — а нельзя забывать, что, хотя эти люди безрассудны, они в то же время и рассудительны, — она должна быть больше чем предупреждением. Его убийство — это сплав приглашения и вызова. Наши противники хотели бы, чтобы их предупреждение было проигнорировано. Если они уверены, что ЦРУ помогает мистеру Ринфилду организовать турне по Европе, и если, несмотря на гибель нашего коллеги (а они не сомневаются, что мы догадаемся, чьих рук это дело), турне состоится, значит, у нас имеется настоятельнейшая необходимость делать это. Окончательные доказательства они надеются найти в Крау. И тогда мы будем дискредитированы в глазах мировой общественности. Можете себе представить, какой шум произведет известие о высылке из страны целого цирка! Это будет мощный аргумент в пользу Востока на предстоящих переговорах. Мы станем посмешищем для всего мира, наша репутация серьезно пострадает. История пилота Гэри Пауэрса с его самолетом У-2 покажется пустяком по сравнению с этим.
— Верно. А что вы думаете о возможности обнаружения этого подкидыша в гнезде ЦРУ?
— В данный момент его не обнаружить.
— А вы, доктор Харпер?
— Я полностью согласен. Бесполезно устраивать слежку за несколькими сотнями ваших людей, работающих в этом здании.
— И кто будет следить за следящими? Вы это имели в виду?
— Вы прекрасно поняли, что я имел в виду, сэр.
— Увы! — Адмирал достал из внутреннего кармана визитные карточки и протянул по одной Бруно и Ринфилду. — Если я вам понадоблюсь, позвоните по этому номеру и спросите Чарльза. Если у вас есть какие-то догадки о моем имени и моей должности, держите их при себе. — Адмирал вздохнул. — Боюсь, Фосетт, что ваше толкование этого убийства абсолютно правильно. Другого сколь-нибудь удовлетворительного объяснения, по-видимому, нет. Тем не менее нам необходимо достать интересующий нас документ. Возможно, следует придумать другой способ.
— Другого способа не существует, — заметил Фосетт.
— Другого способа нет, — подтвердил Харпер.
Адмирал кивнул:
— Другого способа нет. Бруно — или никто.
Фосетт покачал головой:
— Бруно и цирк — или никто.
— Видимо, так. — Адмирал задумчиво посмотрел на Ринфилда. — Скажите, вы думали о том, что будет в случае провала?
Ринфилд опорожнил свою рюмку. Его руки перестали дрожать, и он полностью пришел в себя.
— Откровенно говоря, нет.
— О том, что вас могут арестовать?
— Нет.
— Понимаю. Это было бы ужасно для вашего бизнеса. Могу ли я сделать вывод, что вы передумали?
— Не знаю, просто не знаю. — Ринфилд встревоженно посмотрел на Бруно: — А ты?
— Я еду. — Голос Бруно был ровным и бесцветным, лишенным каких-либо признаков театральности. — Если придется, поеду один, хотя пока не знаю, как я туда доберусь и что стану делать, когда попаду на место. Но еду в любом случае.
Ринфилд вздохнул:
— Значит, вот как, — и едва заметно улыбнулся. — Придется ехать. Ни один иммигрант не сможет посрамить американца в пятом поколении.
— Благодарю вас, мистер Ринфилд. — Адмирал с любопытством и в то же время оценивающе посмотрел на Бруно. — И вас также, мистер Вилдерман. Скажите, почему вы решили ехать?
— Как я уже говорил мистеру Фосетту, я ненавижу войну.
Адмирал ушел. Следом за ним удалился доктор Харпер. Ушли Ринфилд и Бруно. Вскоре после этого унесли тело Пилгрима. Через три дня его подобающим образом похоронят, и никто и никогда не узнает об истинной причине смерти правнука английского пэра. Подобное нередко случается с людьми, посвятившими жизнь разведке или контрразведке. Их жизнь порой обрывается самым неожиданным образом.
Фосетт, с мрачным и решительным выражением на пухлом лице, мерил шагами комнату погибшего коллеги, когда зазвонил телефон. Он тут же поднял трубку и услышал хриплый срывающийся голос:
— Фосетт? Это вы, Фосетт?
— Я. Кто это?
— Я не скажу вам этого по телефону. Вы прекрасно знаете, кто это. Вы втравили меня в это. — Голос так сильно дрожал, что его невозможно было узнать. — Ради бога, приходите скорее сюда, произошло нечто ужасное.