Ринфилд повернулся к адмиралу, которому он сразу позвонил и который, прибыв на место происшествия, не потрудился представиться или как-то объяснить свое присутствие здесь. Тем не менее ни один полицейский не побеспокоил его расспросами: наверняка какой-нибудь высший чин приказал оставить этого человека в покое.
Ринфилд обратился к адмиралу:
— Скажите бога ради, кто мог совершить подобное злодейство?
— Я очень сожалею о случившемся, мистер Ринфилд. — Подобные слова были совершенно нехарактерны для адмирала, который не имел привычки выражать сожаление о чем бы то ни было. — Жаль Фосетта. Он был одним из моих самых способных и надежных сотрудников и вообще достойнейшим человеком. И сожалею, что навлек на вас такую беду. Без подобной рекламы в прессе цирк вполне мог бы обойтись.
— Черт с ней, с прессой! Кто мог это сделать?
— Себя мне тоже немного жаль, — продолжал адмирал. — Вы спрашиваете кто? Разумеется, тот же, кто убил Пилгрима. Я знаю об этом не больше вас. В одном уверен: кто бы ни был этот человек или эти люди, они знали, что Фосетт сюда придет, поэтому заранее связали сторожа и засунули ему кляп. Старику повезло, что его не кинули в клетку с тиграми вместе с Фосеттом. Думаю, нашего коллегу вызвали сюда ложным телефонным звонком. Мы это скоро узнаем. Я велел проверить.
— Проверить что?
— Каждый звонок в наше учреждение и из него записывается на пленку. Исключение составляют звонки, сделанные по телефонам, снабженным шифровальными устройствами. Если повезет, через несколько минут у нас будет эта запись. А пока я хотел бы побеседовать с людьми, которые вынесли из клетки останки Фосетта. С каждым по очереди. Как я понял, один из троих — ваш дрессировщик тигров. Как его зовут?
— Мальтиус. Но… но он вне подозрений.
— Я не сомневаюсь, — терпеливо ответил адмирал. — Вы думаете, что при расследовании убийства допрашивают только подозреваемых? Пожалуйста, пошлите кого-нибудь за Мальтиусом.
Мальтиус, темноглазый болгарин с открытым лицом, был явно очень расстроен.
— Вам не из-за чего так расстраиваться, — доброжелательно обратился к нему адмирал.
— Это сделали мои тигры, сэр, — ответил болгарин.
— Вы единственный человек, которого ваши тигры не тронули бы. Или они могут наброситься и на вас?
— Не знаю, сэр. Если человек спокойно лежит, тигры вряд ли его тронут. — Мальтиус заколебался. — Но при некоторых обстоятельствах они могут растерзать и лежащего неподвижно.
Адмирал терпеливо ждал объяснений, и Мальтиус продолжил:
— Если их спровоцировали. Или…
— Да?
— Или если звери почувствовали запах крови.
— Вы в этом уверены?
— Разумеется, он уверен!
Адмирал, который не вполне сознавал, насколько дороги Ринфилду его люди, был поражен его резким тоном.
— А что вы думаете, сэр? Мы кормим тигров кониной и говядиной — сырым мясом, которое пахнет кровью. Тиграм не терпится схватить мясо, и они рвут его зубами и когтями. Вы когда-нибудь видели, как кормят тигров?
Адмирал воочию представил, как погиб его подчиненный, и невольно вздрогнул.
— Не видел и вряд ли когда-нибудь захочу видеть! — Он снова повернулся к Мальтиусу: — Значит, могло быть так, что Фосетта ударили ножом и бросили в клетку живым, неважно, в сознании или без сознания, ведь у мертвых кровь не течет.
— Не исключено, сэр. Только сейчас уже невозможно найти на теле ножевую рану.
— Это я понимаю. Дверца клетки была заперта снаружи. Можно ли ее запереть изнутри?
— Нет. Изнутри дверцу можно закрыть только на задвижку. Она не была закрыта.
— Разве это не удивительно?
Мальтиус впервые еле заметно улыбнулся.
— С точки зрения дрессировщика, тут нет ничего удивительного. Перед тем как войти в клетку, я снаружи вставляю ключ в замок и оставляю его в таком положении. Оказавшись внутри, я закрываю дверь на задвижку: нельзя допустить, чтобы она случайно открылась сама или от толчка одного из тигров и чтобы тигры вышли погулять. — Мальтиус улыбнулся еще раз, но опять без особой радости. — Это и для меня важно. Если что-то пойдет не так, как надо, я всегда могу отодвинуть задвижку, выйти и повернуть ключ снаружи.