Наступило продолжительное молчание, потом слово взял Ринфилд:
— Итак, мы это уже усвоили. При пересказе дело стало казаться чуть-чуть понятнее, но ненамного. Что дальше?
— Лет двенадцать тому назад ученые строили догадки по поводу того, открыли русские секрет антивещества или нет. Однако со временем дискуссия угасла сама собой, поскольку из-за неприятного свойства антивещества уничтожать любое вещество, вступающее с ним в контакт, его создание, использование и хранение было невозможным. Было невозможным. Но что, если невозможное стало возможным? Страна, которая владеет подобным секретом, может шантажировать весь мир. По сравнению с антивеществом ядерное оружие — просто безобидная детская игрушка.
Довольно долго все молчали. Потом Ринфилд заметил:
— Вы бы не стали так говорить, если бы у вас не было оснований считать, что подобное оружие существует или может существовать.
— Да, у меня есть такие основания. Разведки всего мира уже несколько лет одержимы этой идеей.
— По-видимому, этот секрет находится не в наших руках, иначе вы бы не стали нам все это рассказывать.
— По-видимому.
— А если бы подобное оружие было в руках такой страны, как Великобритания?
— Тогда у нас не было бы оснований для беспокойства.
— Потому что, когда дойдет до дела, у нас будет союзник, на которого можно положиться?
— Я не сумел бы лучше изложить эту мысль.
— Значит, в настоящее время этот секрет находится — если он вообще где-нибудь находится — в руках страны, которая в критический момент может повести себя недружественно и безответственно?
— Совершенно точно. — Фосетт вспомнил, как Пилгрим предостерегал его, что не следует недооценивать умственные способности Ринфилда.
— Вы знаете, что мы с Пилгримом уже встречались и пришли к предварительным соглашениям, — медленно произнес бывший профессор экономики. — Однако он ничего не рассказывал мне об этом деле.
— Тогда это было преждевременно, — ответил Фосетт.
— Значит, это время пришло?
— Сейчас или никогда.
— И конечно, вам нужен секрет, формула или что-то в этом роде?
Фосетт начал слегка сомневаться в своем мнении об интеллекте Ринфилда:
— А как по-вашему?
— Но что заставляет вас думать, будто наша страна более ответственна, чем другие?
— Соединенные Штаты мне платят, я состою на государственной службе, поэтому не задаю себе подобных вопросов, — ответил Фосетт.
— Вы отдаете себе отчет, что именно такими принципами и руководствовались гестапо и СС в Германии времен Второй мировой войны или КГБ в России?
— Отдаю. Но я полагаю, что подобная аналогия неправомерна. Соединенным Штатам не нужно добиваться усиления мощи — это и так самая могущественная страна в мире. А представьте себе, что произойдет, если такой секрет попадет в руки полусумасшедших лидеров некоторых стран Центральной Африки? Мы просто считаем себя более ответственными, чем другие.
— Хочется верить, что так и есть.
Фосетт постарался скрыть свое облегчение:
— Это означает, что вы согласны с нами сотрудничать?
— Да. Вы упомянули о том, что пришло время рассказать мне об этом деле. Почему?
— Потому что я рассчитываю на вас.
В разговор вмешался Бруно:
— А чего вы хотите от меня, полковник?
Фосетт знал, что в некоторых случаях не имеет смысла ходить вокруг да около.
— Достаньте для нас эту формулу.
Бруно встал и налил себе еще содовой. Выпил залпом и спросил:
— Вы хотите, чтобы я ее украл?
— Достаньте ее. Разве изъятие оружия у маньяка можно назвать воровством?
— Но почему именно я?
— Потому что вы обладаете уникальными способностями. Я пока не скажу, как именно мы собираемся их использовать. Могу только сообщить, что существует формула, которую знает один-единственный человек. Только он в состоянии ее воспроизвести. И мы знаем, где этот человек.
— Так где же?
Фосетт не колебался:
— В Крау.
Бруно прореагировал совсем не так, как предполагал его собеседник. Когда артист снова заговорил, его голос был таким же бесстрастным, как и лицо. Он невыразительно повторил:
— В Крау.