Чем больше денег предлагал господин Блоссом, тем больше округлялись глаза «кошачьего кормильца».
— Соглашайтесь, соглашайтесь, — шепнул он докторую — Да на такие деньги можно купить целый цирк!
— И не уговаривайте меня, — твердо сказал Джон Дулиттл. — Или вы принимаете меня в цирк вместе с тяни-толкаем, или мы ищем другой цирк. Я обещал заботиться о нем и не отдавать в чужие руки.
— Что это значит? — удивился Блоссом. — Кому и что им обещали? Разве двухголовый зверь не ваш?
— Он свой собственный, — объяснил доктор. — Он §оказал мне любезность, когда согласился поехать со мной в Англию, вот я и пообещал ему, что с ним ничего плохого не случится.
Хозяин цирка удивленно вытаращился на доктора, затем покрутил пальцем у виска, наклонился к Мэтьюзу Маггу и спросил:
— И давно это у него?
Мэтьюз уже открыл рот, чтобы объяснить хозяину, что Джон Дулиттл говорит по-вериному, но доктор дернул его за рукав и приказал молчать.
— Или вы берете меня вместе с тяни-толкаем, или мы ищем другой цирк, — повторил Джон Дулиттл.
Господин Блоссом молча нахлобучил на голову шляпу и также молча откланялся.
Когда он ушел, Мэтьюз Магг огорченно заохал:
— Что вы наделали, доктор! Такие деньги! Ну чего вам вздумалось упрямиться?
— Не велика потеря! — нисколько не огорчился доктор. — К тому же я уверен, что он вернется.
Доктор оказался прав — не прошло и десяти минут, как в дверь постучали и на пороге снова появился господин Блоссом. Он предложил вдвое, втрое больше, но в конце концов, ему все же пришлось согласиться на условия доктора.
А условия были такие: доктор, тяни-толкай и другие звери будут жить и путешествовать в отдельном фургоне. Блоссом будет за свой счет кормить их. Тяни-толкай выберет себе один выходной день в неделю, а деньги, вырученные за выступления двухголового зверя; доктор и Блоссом поделят пополам.
И лишь в самом конце Блоссом вдруг спросил:
— А, собственно, как вас зовут?
Доктор вспомнил, о чем его спросила Сара, и ответил:
— Джон… эээ… Джон Смит.
— Вот и хорошо, господин Смит, — сказал хозяин цирка, — завтра к одиннадцати утра я пришлю за вами фургон. Доброй ночи!
Как только за ним закрылась дверь, прибежали Крякки, Хрюкки, О’Скалли, Бу-Бу и белая мышь. Конечно же они весь вечер просидели в углу и внимательно вслушивались в разговор.
— Ура! — хрюкнул поросенок. — Да здравствует цирк!
А остальные крякали, лаяли, взвизгивали и пищали от радости.
— Вот уж не думал, что вы умеете так торговаться, — удивленно сказал Мэтьюз Магг. — Я-то считал себя невесть каким торговцем, но вам я в подметки не гожусь. А Блоссом-то каков, а? Не захотел упустить выгодное дельце! Согласился на все ваши условия.
— Милый старый дом, — расчувствовалась Крякки. — Опять нам придется покинуть тебя. Бог знает когда мы теперь вернемся.
— Ура! — не унимался Хрюкки. Он встал на задние ножки, приплясывал и бросал в воздух цилиндр доктора. — Да здравствует цирк!
Глава 4. Да ведь это доктор Дулиттл!
На следующее утро Крякки разбудила всех ни свет ни заря — ведь надо было успеть позавтракать, убрать со стола, вымыть посуду и уложить вещи до одиннадцати часов.
И все же утка немного перестаралась. Уже к десяти часам все было закончено, дом заперт, и звери битый час слонялись по саду в ожидании, когда за ними заедет цирковой фургон. И только доктор до последней минуты был занят делом — как и обычно, к нему шли и шли пациенты со всей округи.
О'Скалли стоял на ближайшем перекрестке и вертел ной по сторонам — выглядывал, не появился ли цирки пой фургон. Вдруг он радостно взвизгнул и припустил к дому.
— Едет! Едет! — залаял он. — Такой красивый! В желтую и красную полоску!
Все засуетились. Каждый хватал в лапы, в крылья, в зубы свои пожитки и припасы на дорогу. Поросенок Хрюкки крепко сжимал огромный пучок редиски. И вдруг — вот те на! — нитка, связывающая пучок, лопнула, и красивые розовые кругленькие корешки покатились но все стороны.
Фургон подъехал к дому. Он и вправду был просто на загляденье: два окошка, дверь, внутри печка, а снаружи дымоход. Свежая желтая и красная краска блестела под солнцем. Фургон был новый, с иголочки, Вот только тала его старая-престарая лошадь. Доктор заговорил с ней и знал, что старую клячу звали Бетти и что она уже двадцать пять лет бессменно работает в цирке.
Неугомонная Крякки проверила псе углы и, хотя не нашла ни единого пятнышка пыли, все же на всякий вымыла пол и только потом разрешила остальным располагаться. В углу, поближе к печке, она устроили постель доктору.