— Татауров! — крикнул кто–то. — Тебя начальство ищет.
Гладиатор вскочил, швырнул в снег папиросу и бросился
вдоль по улице, на ходу поправляя каску.
На дороге ему встретился брандмейстер, ударом небольшой сухонькой руки остановил на полпути его огромное борцовское тело, затопал ногами.
Съёжившись, прячась за ларь, давешний худой пожарник произнёс горько:
— Обратно ругает Ваньку… Вот ирод… Чисто ирод…
— За что? — спросил Верзилин.
— Тригельман–и–ко сгорел… На пятьдесят тыщ убытку, а мы, вишь, виноваты, почему барахлишко у жителей спасали… Ирод… Чтоб его балкой по башке тюкнуло…
Это пожелание заставило Верзилина улыбнуться.
— О горе ты моё! — вздохнул пожарник. — И пристав Охтенской части припёрся… Ну, ничего хорошего не жди…
Рядом ржали лошади, причитала женщина, плакал ребёнок.
Около вещей шныряли мальчишки, и околоточный надзиратель махал на них руками.
Верзилин поднялся (скрипнула железная кровать), потягиваясь, пошёл к Новому Арсеналу — на трамвайную остановку.
Только сейчас он почувствовал, что плечи его ноют; но рука по–прежнему не болела.
Она начала болеть дома. Но это, так же как и грязное пальто, не могло изменить радостного настроения.
В первый раз за многие месяцы он спокойно заснул. Перед сном успел подумать: «А хорошо бы такого добродушного богатыря иметь рядом».
8
— Тяжёленький у вас саквояжик — соответствует вашим размерам, — почтительно–фамильярно сказал Верзилину гардеробщик.
Верзилин шёл с тренировки, поэтому спросил об умывальнике.
— Будьте любезны, пожалуйста, вот эта дверь, — гардеробщик откинул портьеру, склонился в поклоне.
Вытирая руки, машинально глядя в зеркало, Верзилин неожиданно отметил с удивлением: «А я ведь стал поправляться… Смотри–ка, шея–то скоро будет, как… у Вани Татаурова…»
Странно, почему этот человек, которого он видел в жизни раз, вспоминается ему сейчас каждый день?
Задумавшись, Верзилин не обратил внимания на почтительно согнувшегося гардеробщика.
Зал ресторана оказался пустым. Официанты поднялись, ожидая, за чей столик сядет посетитель. Тёмные деревянные панели усиливали полумрак. Был тот любимый Верзилиным предвечерний час, когда вот–вот включат свет.
Неторопливой походкой человека, знающего себе цену, Верзилин шёл по залу, словно по манежу.
Самым уютным местом ему показался столик в углу, подле небольшой фарфоровой вазы.
Официант неслышно положил перед ним карточку закусок и обедов, деликатно замер в стороне.
Верзилин с удовольствием отметил, что выбор большой, поесть можно хорошо.
— Яички свежие? — спросил он официанта, полуобернувшись.
— Не извольте сомневаться.
— Два сырых. На закуску, — он задумчиво побарабанил пальцами, спросил: — А что вы скажете насчёт куриного бульона?
— Первый сорт.
— Тогда возьмём его… Ну, а что бы вы лично себе ещё заказали?
— А я, имея вашу комплекцию, заказал бы всё, что есть в нашей кухне, — пошутил официант.
— О, — сказал Верзилин, — у вас большие аппетиты.
— С вашего позволения, это ваш аппетит.
— Да вы, я вижу, шутник… Давайте попробуем ваш бифштекс. А к нему в гарнир — зелёный горошек добавим. И скажите, чтоб гарнир без перца. Как думаете, не хуже?
— Перец, конечно, он что? Одна видимость. Пищи в нём нет.
— Вот именно. Пищи в нём нет, а пить после него хочешь.
— Под яичко зубровочки подать? — спросил официант.
— Нет, зубровочки не надо. Давайте так договоримся — стакан молока.
— Что ж, оно и лучше без вина. Я и сам не любитель.
— То–то, приятель. А?
Поклонившись, официант удалился неслышными шагами.
За окном виднелись мрачный красный брандмауэр, телеграфный столб и деревянный забор, на котором лежал грязный снег.
«Что я так разговорился? — подумал Верзилин. — Давеча с хозяйкой, сейчас с официантом. Старею? Или настроение хорошее?.. И с чего бы ему быть хорошим? Рука болит, на манеж не вернуться…»
Глядя на стеклянную стойку, на тёмные бутылки на ней, повторил несколько раз задумчиво: «На манеж не вернуться… На манеж не вернуться…» — словно стараясь себя уверить в этом. Однако настроение себе этим испортить не смог.
Официант поставил перед ним хлеб и две рюмки с яйцами. Разбивая скорлупу, Верзилин сказал:
— А пусто что–то у вас, а?
— Не на бойком месте — поэтому‑с.
— Не прогораете?
— Никак нет. Попозже публика будет. И немало.
Официант принёс на подносе серебряный судочек, начерпал бульона в тарелку. Почтительно спросил: