— Если хочешь, ещё немного попробуем. Но только чтобы выполнять всё, что я прикажу.
Потупив глаза, Татауров сказал:
— Ефим Николаевич, да я… — и махнул рукой.
Несколько дней всё шло как по маслу — обтирания, борьба,
прогулка.
В последних числах апреля в Лахте, когда они пережидали у шлагбаума поезд, идущий в Сестрорецк, из дверей вагона кто–то крикнул:
— Татауров! Ванька!
Они обернулись. Вагоны проплывали мимо. Где–то уже далеко, из дверей, махал рукой мужчина.
Татауров помахал ему рукой и в ответ услышал:
— Письмо! Письмо тебе есть из дому!
Иван неожиданно вспотел, тяжело задышал, вопросительно глядя на Верзилина.
Поняв его немой вопрос, тот ответил:
— Сегодня сходи за письмом.
Вернулся он поздно и сильно под хмельком. Верзилин хотел уже выставить его за двери, но парень молча, не глядя на него, протянул письмо.
Оно было написано неразборчиво и до того путано, что Верзилин с трудом понял, что у Ивана в деревне, где–то далеко в Вятской губернии, умерла мать и ему пишет сосед по поручению отца; просит его приехать повидаться со стариком.
Верзилин задумался, прислушиваясь, как в соседней комнате Иван напевал:
Напрасно старушка ждёт сына домой, —
Ей скажут — она зарыдает…
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает…
Стало жалко Ивана.
Если в Вятском цирке есть чемпионат по борьбе, можно туда съездить. Это идея.
— Не горюй, — сказал Верзилин. — Может быть, мы… съездим к твоему отцу.
Несколько дней подряд он ходил в публичную библиотеку, которую на углу Невского и Садовой стерегли скульптуры мудрецов, и спрашивал свежие номера выходивших в Вятке газет. Первые страницы их были разукрашены клишированными рекламами синематографов, предложениями врачей, уговорами пить «Шустовскую рябиновку». Во всей этой мешанине не было ни одного намёка на чемпионат по борьбе; нельзя было даже узнать, есть ли в Вятке цирк.
Не сразу Верзилин догадался вернуться к подшивке за прошлый год.
Ни одна из газет за первые четыре месяца не принесла ему ничего интересного. И только в майской подшивке он, наконец, наткнулся на необходимое объявление:
«ЦИРКЪ
В четверг, 30‑го мая, большое особое представление с составом двух трупп. Вновь ангажированная труппа малороссов. Первый спектакль. Представление будет: «Кляте сердце, або гирка доля». Драма в 4‑х действиях, соч. Захаренко. В заключении «Закохани», водевиль в 1‑м действии с пением, хорами и танцами. Малоросская труппа под упр. Г. Дорошенко. Начало ровно в восемь часов вечера.
А. Коромыслов».
Верзилин перечитал объявление несколько раз: нет, о чемпионате ни слова… Ничего не было о борцах и в других объявлениях. Последнее из них относилось к пятнадцатому сентября, и Верзилин понял, что цирк Коромыслова в Вятке — временный, летний.
Надо было ещё посмотреть объявления театров и садов. Он был добросовестен и упорен — внимательно читал все объявления. Чего тут только не было! И гастроли художественно–пластических танцев известной танцовщицы–босоножки Ады Корвин в присутствии свободного художника–пианиста П. М. Виноградова, и выступления всемирно знаменитого, непостижимого, единственного в мире со своими невероятными опытами из тайн природы профессора магии Сан — Мартино де Кастроцца, и концерт тенора Давида Южина при участии баритона казённой Тифлисской оперы С. П. Евлахова, и предложение услуг для игр на концертах, балах и свадьбах оркестра попечительства о народной трезвости Вятского уезда… Не было только объявления о борьбе.
Он уже отчаялся и хотел на всё махнуть рукой, как неожиданно в конце пышной рекламы электротеатра «Одеон» увидел то, что ему было надо: «Помимо роскошной программы борьба одной пары по жребию. Вечерний сеанс с 10 часов вечера — выход короля цепей и две борьбы».
Итак, в Вятке боролись, как и в любом губернском городе Российской империи…
Верзилин спокойно закрыл шелестящую подшивку, поблагодарил библиотекаршу и спустился по широкой тёмной лестнице. Подле массивных дубовых дверей висела новенькая афиша. В полумраке она казалась тёмной, лишь жёлтое пятно льва было хорошо видно. У Верзилина захолонуло сердце. Нет, не Нина. Какой–то неизвестный «укротитель хищников». Удивляясь своей смелости, Верзилин поднялся обратно и попросил разрешения позвонить по телефону.
— Цирк Чинизелли? А почему нет гастролей Джимухадзе? — Он почувствовал, как у него дрожит голос.