— Ушёл ваш жулик, — успокоил его Верзилин. — Скажите спасибо Никите. Да другой бы на его месте…
— Я знал, что вы благородный человек, — запричитал хозяин синематографа, стараясь схватить Никиту за руку.
Слизывая с ладони кровь, Никита сказал, насупившись:
— Да перестаньте, хватит вам…
Порыв ветра забросил в комнату струи дождя, Никита передёрнул плечами.
— Идём, — торопливо сказал Верзилин. — Послушайте, мы сейчас должны получить расчёт. Нам больше нечего делать у вас. Вбивать гвозди и рвать колоду карт мы не собираемся.
Через несколько минут, когда они вошли в кабинет к Румянцеву, тот встретил их любезно, даже опоздавшему Феофилактычу протянул пачку папирос «Ада».
— Количество мест двадцать на двадцать — четыреста… — начал он, отщёлкивая на счётах, отставив в сторону папиросу, зажатую между мизинцем и безымянным пальцем.
Он долго считал, брякая костяшками счёт, затягиваясь голубым дымом. В конце концов сказал:
— Вот видите, это теоретически. А практически — вот наличность последних двух сеансов.
— Это же вдвое меньше, чем должно быть! — возмущённо сказал Верзилин.
— Как хотите считайте. Как, Наденька, много у нас по контрамаркам было?
— Так я же говорю, что чуть не треть зала, — проговорила дамочка в кудряшках.
— Вот видите, — вздохнул Румянцев. — Вы же сами сидели в зале, — видели, сколько было безбилетников. Понимаете, им не откажешь — родственники, знакомые; всем хочется посмотреть на вятского богатыря.
— Да ничего я не видел, — сказал Верзилин. — Я видел, что негде было яблоку упасть.
— Если не доверяете, надо было в дверях стоять и контролировать мою супругу. Тогда бы не было никаких недоразумений, — устало произнёс Румянцев и откинулся на спинку кресла.
— Да не нужны нам ваши девять рублей, — сердито проворчал Никита, растирая ушибленный локоть. — Я на разгрузке больше заработаю…
— Дело ваше, — холодно произнёс Румянцев и подвинул к себе стакан остывшего чаю.
— Ну нет, давайте деньги, — вставая, сказал Верзилин. — И я очень жалею, что мы уберегли вас от скандала. Знай я, что вы так поступите, — никогда бы не разрешил Никите отпустить Пытлю. До свиданья.
— Моё почтенье.
— «Почтенье», «почтенье», — ворчал Никита, выходя на улицу; он надулся, вздыхал, что–то бормотал неразборчиво.
— Иксплутатор чёртов, — сказал Макар Феофилактыч.
Дождь лил как из ведра. Дул ветер. Было темно. Прохожий
в клеёнчатом капюшоне столкнулся с Верзилиным, извинился; обернулся вслед, ещё раз извинился. Из окон падали тусклые прямоугольники света; поблёскивал промытый дождём булыжник. Бурный ручей мчался посредине дороги — вниз, к реке. Перепрыгивая через него, Верзилин промочил ноги. Стало холодно, по спине пробежали мурашки.
Скользя по грязи, держась руками за дощатые заборы, они пробрались к лестнице. Потоки воды текли по горе с шумом, смывая с откоса красную глину, казалось, хотели погубить Ежовку. Она спала. Маленькие домики притулились тихо–тихо; окна были чёрными; молчали собаки.
Ноги скользили по ступенькам лестницы, срывались. Хватаясь за холодные, мокрые перила, Верзилин говорил:
— Не завидую сейчас Пытле. Где–то он?
Никита что–то проворчал, а что — не разобрать. Макар выругался.
У самого основания лестницы Верзилин оступился по колено в воду; чертыхнулся: «Ох и грязный у вас город». Вяло тявкнула собака.
Они долго стучались в калитку. Вышла Дуся — в платке, накинутом на рубашку. Увидев Верзилина, взвизгнула, убежала в горницу. За ситцевой занавеской вздула огонь. Макар Феофилактович, забрасывая на печку мокрый пиджак, заулыбался, запричитал:
— Дусенька, на шосточке там жаркое… По лафитничку поднеси нам с устатка… Ишь погоды–то ноне какие, одно слово — вымокли.
Он разделся до нижнего белья и, почёсывая седую грудь, стал помогать жене собирать на стол; слазил в подпол — за водочкой, настоянной на можжевельнике. Сам разлил по лафитничкам, ждал, когда Верзилин с Никитой переоденутся в сухое.
Верзилин и Никита от вина отказались.
Макар Феофилактович перекрестился, выпил все три лафитника, налил четвёртый, потянулся к капусте, говоря Верзилину, подвинувшему ему тарелку: «Не извольте беспокоицца, мне одну шшопоточку»; выпил, похрустел капустой, обсосал пальцы и вышел. Скрипнула дверь. Возвратившись, сообщил:
— Вызвездило. Оно и правильно: завтра хорошая погода нужна — свистунья.
— Это что за штука? — поинтересовался Верзилин.