Все последующие номера были также «пристойны», как выразился Коверзнев.
22
Конюшня в цирке Чинизелли исполняла роль театрального фойе. В антрактах по широкому её проходу, застланному малиновым ковром, прогуливались гвардейские офицеры, модные поэты и присяжные поверенные. Слышался щебет дам. Сюда допускалась только публика из лож. «Чернь» не имела права входа. Сплетничали о городских новостях, о туалетах, о театральных премьерах, о лошадях. Лошади из своих станков смотрели на толпу большими мудрыми грустными глазами; под ногами у лошадей лежали коврики. Униформисты опрыскивали конюшню духами. В свете крупных электрических ламп блестели золотые рыбки в аквариумах, золотые шнуры и погоны на гвардейских мундирах, апоплексические лысины чиновников, золотые позументы и пульверизаторы кучеров.
Татауров, попавший сюда впервые, бодрился — делал вид, что ему всё нипочём. Верзилин поглядывал на него с усмешечкой. Отыскивал глазами Никиту, которого должен был привести Коверзнев. Нина с Леваном стояли рядом.
Верзилина узнавали — раскланивались; подходили пожать руку, с удивлением спрашивали, откуда он взялся. Он отшучивался, а сам поглядывал поверх лысин, набриолиненных проборов, пышных дамских причёсок — где же Никита…
Неожиданно появился Коверзнев и, отведя Верзилина к артистическим уборным, в полумраке зашептал:
— В цирке знают о вашем присутствии и ставят его в прямую связь с бенефисом Корды… Думают, что вы будете с ним бороться, а это, по их мнению, означает его поражение, что, конечно, их никак не устраивает: во–первых, надо оправдать обещания, данные в рекламе; во–вторых… «по просьбе публики» Корда ещё должен дать гастроли. Мне удалось узнать, что в цирке посадили переодетого Тимофея Разгулова, он должен опередить вас и эффектно проиграть Корде… Наша задача — не дать ему выйти на арену раньше Никиты… У меня созрел план…
Мимо кто–то прошёл. Коверзнев замолчал, отодвинулся в тень. Потом снова зашептал:
— У меня созрел план: мы с Леваном и Ниной садимся недалеко от Тимофея (из–за популярности Джимухадзе по их просьбе кто угодно сменится с ними местами), и когда он выходит, Нина, будто случайно, загораживает ему дорогу. Боясь опоздать, он не очень вежливо с ней обходится; тогда поднимается Леван и с южным темпераментом вступается за Нину. Тем временем Никита первым подходит к арбитрскому столику…
Верзилин остановил его рукой, сказал:
— Сейчас я пошлю к вам Нину Георгиевну с Леваном. Вы всё взвесьте, а мы с Иваном и Никитой спокойно уйдём на места.
Сдерживая приятную предматчевую дрожь, он подумал; «Словно выступаю я, а не Никита. И откуда у меня такая уверенность в победе? Оттого что меня все помнят и считают за честь пожать мне руку? Или оттого что хозяева Корды испугались моего присутствия?»
Снова отвечая на приветствия, щурясь от яркого света, он отыскал Нину с Леваном подле аквариума и, отправив их к Коверзневу, повёл своих учеников из конюшни, объясняя им сложившуюся ситуацию. Положив руку на плечо Никиты и поняв, что и того бьёт предматчевая лихорадка, он говорил ему на ухо:
— Вот видишь, он уже тебя испугался. И вдвойне испугается, когда увидит, что ты его перехитрил и вышел раньше Тимофея… А то, что ты дрожишь, это хорошо. Когда Татауров выходил в цирке Коромыслова против Соснина, он ещё сильнее дрожал. А стоит только первый раз обхватить противника, как всё проходит.
Они уселись, оставив три места из шести свободными, ожидая новых соседей. Соседи пришли перед третьим звонком.
Верзилин отыскал глазами Левана и подумал, что никто так не умеет держаться, как цирковые артисты. Узенькие усики, длинные пышные чёрные волосы и безукоризненный костюм молодого Джимухадзе привлекали взоры женщин. Переводя взгляд дальше по ряду, Верзилин увидел Тимофея Разгулова; тот был острижен наголо, как Татауров, пепельная щетина покрывала его щёки. Серый пиджак висел на нём мешком.
В это время раздался раскатистый голос арбитра, зазвучал военный марш, и через строй униформистов вышел Корда. Он шёл медленно, вразвалку, пригнув голову. Медали и жетоны на его трико поблёскивали, трепетали. Появление этого гиганта вызвало гром рукоплесканий.
Переводя взгляд с Тимофея Разгулова на Никиту, Верзилин сейчас думал об одном: как бы не опоздать.
Корда под сплошной стон цирка подкидывал гири, рвал две колоды карт, сложенные вместе, ломал подкову…