На публику. В руке сжимая
Свой черный очень длинный хлыст,
Чем жителей весьма смущая,
Недвижим цирковой артист.
На голове, поднятой гордо,
Два темных рога, а в глазах,
Смотрящих вдаль чуть зло, но твердо,
Лишь Бездны первозданной страх.
– Я – демон Гордости презренной,
Высокомерности людской,
Тщеславной мысли незабвенной.
На свете всем один такой!
Никто мне в пару не годится.
Я – дикий лев! Я – царь царей!
Пусть даже разыщу царицу,
Ее я буду царственней.
Смотри, народ унылый, жалкий,
Вот хищник – злой, опасный зверь!
Он – победитель в битвах жарких,
Пред ним ничто весь мир, поверь.
Но я сумел его гордыню
Своей гордыней побороть!
Его разрушилась святыня,
Когда обжег хлыстом я плоть.
И вы такие же! Сумею
Гордыней всех поработить!
Коль лев пополз подобно змею,
Вас не труднее опустить!
***
Туман привычный их окутал,
Унес с собой вглубь, в Пустоту.
И на манеж из ниоткуда,
Сквозь ледяную темноту,
Простая девушка богиней
Явилась с факелом в руке.
И, ровно встав посередине,
Вдруг пламя поднесла к щеке!
Огонь за легкую добычу
Схватился вмиг, перебежал,
Себе сам проскочил навстречу
И полыхать враз перестал…
А демоница хитрым взглядом
Следит за голубым огнем,
Он – часть души ее, наряда,
Она ведь не сгорит живьем.
Рога ее почти не видно
За ярким пламенным костром,
Она была бы безобидной,
Не будь факиром и Грехом.
– Легенда есть. Я, будто, раньше
Когда-то ведьмою была,
Я все бежала дальше, дальше,
Но инквизиция нашла.
Я на костре вдруг осознала,
Что все неправильно! Все ложь!
Внутри меня война настала,
В душе я чувствовала мощь.
Тогда я поняла, что сила,
Во мне проснувшаяся, – Гнев!
Поэтому потом прослыла
Я демоном. Не догорев.
Вы, люди, сами то не зная,
Гнев призываете давно,
В душе прогнившей порождая
Греха чернильное пятно.
И демоница, развернувшись,
Ушла опять в глухой туман,
На миг лишь только улыбнувшись.
– Здесь есть восьми лет мальчуган! –
Под нос чуть слышно усмехнувшись,
Гнев прогнала с него дурман.
И парень, ото сна очнувшись,
Увидел демонов обман.
***
Под музыку гитары звонкой
Амбал высокий на манеж
Выходит. На плече – девчонка.
И шкуры львов взамен одежд.
Мужчина гирю взял с собою,
Ее подбрасывает вверх
И ловит лишь одной рукою!
Силен и ловок этот Грех.
А девушка, напротив, быстро
Под купол цирка забралась,
И по канату жгучей искрой
Кружиться в танце началась.
Силач за гирей гирю тянет,
Бросает в воздух, ловит вновь,
И никогда он не устанет,
Пусть даже руки сбиты в кровь.
Но вот, закончив выступленье,
И поклонившись до земли,
Толстяк глотает во мгновенье
Стальные гири все свои.
– Чревонеистовство мне имя.
Я не могу остановить
Желанье кушать. Злое время
Смогло на голод осудить.
Проходят годы и столетья,
А я все ем! Все ем! Все ем!
Зачем такое мне бессмертье?
Да, я не побежден никем…
Да, я росту в своей лишь силе,
Но этот голод нетерпим!
Мечтаю только о могиле,
Однако сон недостижим…
Как демоном я стал в неволе,
Так вечным адом окружен.
И Смерть на собственном престоле
Могу я съесть. Он обречен!
И, рассмеявшись зло и нервно,
Обжорства Грех в туман гоним.
Как это тяжело, наверно,
Ведь голод сей неутолим.
***
Лишь испарился он со сцены,
Как наверху огни зажглись,
Под самым куполом арены
Греха вновь танцы начались.
Младая дева, диким телом
Змее подобная, кружит,
То извивается вся смело,
То от испуга вдруг дрожит.
Канат, натянутый над бездной,
Девицу вовсе не страшит.
И воли силою железной
Она свой страх искоренит.
Вот пляска в пустоте, над миром,
Где нить – судьбы путь под ногой,
И каждым пламенным порывом
Она рисует танец свой.
Ничто не манит так открыто,
Как оголенное плечо,
Взгляд этих глаз. Полуразмыто
И возбужденно горячо.
– Я есть апофеоз любовный,
Истома сладкая внутри,
Иной, настолько Грех греховный,
Вам в этом мире не найти.
Зовут меня и Блуд, и Похоть,
Разврат, Распутство – это я!
Грешить совсем не так уж плохо,
Когда душа полна огня.
Желанья пламя всеохватно,
Преград достойных нет ему,
Он не отправится обратно,
В бездонную пустую тьму.
Один лишь миг его рождает,
Один лишь взгляд дарует сил,
А после память пробуждает