– Вы будете учить меня жонглировать, а не жизни.
Огарев рассмеялся, а отсмеявшись, протянул ей свою широкую мозолистую ладонь.
– Идет!
И Оля пожала протянутую руку.
После репетиции они не вернулись в гримерку. Огарев привел ее в помещение с высокими потолками. «Тут животные!» – поняла Оля по запахам сена, навоза, сырого мяса. В стенах были углубления, где стояли ряды вольеров. Ряды рычали, попискивали, какие-то храпели или шуршали. Из одного вольера между прутьями высунулся хобот и медленно втянулся обратно. Оля замерла. Протяни она руку долю секунды назад – и коснулась бы морщинистой шершавой слоновьей кожи. Они шли все дальше, мимо слона, мимо обезьян и попугайчиков.
– Зоопарк, – прошептала Оля. В зоопарке она была всего раз, совсем маленькой.
– Лучше! – заявил Огарев и толкнул плечом следующую дверь.
За ней были другие вольеры, в каждой клетке – дикая кошка. Дверь разделяла два мира – хищников и их добычу. Огарев подвел ее к одной из клеток. Черные полоски на боках у тигра замелькали между прутьями, в глазах у Оли зарябило, она зажмурилась, и, хотя тигр нервно ходил взад-вперед и даже рыкнул, ей было совсем не страшно. Рябь прошла, и Оля заметила, что танец тигриных полосок и прутьев клетки какой-то неровный. Один счет все время западает, как будто кто-то задерживает палец на одной клавише пианино чуть дольше, чем нужно. Тигр хромал. Оля посмотрела на Огарева. Тот понял вопрос без слов.
– Не допрыгнула, лапа соскочила, подлечат – снова пойдет в манеж, – объяснил Огарев. – Но я хотел показать тебе не только ее.
– Это она? – переспросил Оля.
Огарев не стал отвечать. Оля заметила, что на глупые вопросы он вообще никогда не отвечает. Не любит повторять несколько раз одно и то же. Тигрица все еще ходила по клетке, теперь Оля смотрела на нее прищурившись – так игра цвета не могла ее запутать, заставить закрыть глаза.
Огарев выкатил в центр помещения тумбу и махнул Оле рукой (отойди подальше!). Оля не стала возражать и попятилась к дверям. У Огарева в одной руке уже была длинная палка («Это стек», – пояснил Огарев), а в другой – куриная тушка. Палкой он подцепил щеколду, и тигрица, завершая очередной круг, вышла к нему. Голова ее медленно, как у сломанной игрушки, повернулась к Оле, но Огарев был наготове. На тумбу шлепнулась тушка курицы. Оля поморщилась. Запах сырого мяса усилился. Так же пахло на рынке в мясном отделе. Тигрица оценивающе посмотрела на Огарева. Оля готова была поклясться, что она кивнула. И медленно, играя боками, прошла к тумбе. Как только она приступила к еде, Огарев кинулся к телефону, который висел на стене:
– Саныч, Дельта готова, вставай!
«Уже утро!» – с ужасом поняла Оля. Нужно было возвращаться домой, но она не могла оторваться от зрелища. Тигрица Дельта ела осторожно, не уронив ни кусочка, придерживала лапой добычу и, пережевывая, наклоняла голову, как домашняя кошка. Дельта доедала свой завтрак, когда в дверь за спиной у Оли протиснулся деловитый мужичок. Тот самый, который сматывал трос под куполом в первый «цирковой» Олин день.
– Эхе! – прокряхтел Саныч, заметив, что тигрица сидит чуть на боку, чтобы не тревожить больную лапу.
– Саныч у нас еще и ветеринар! – с гордостью представил друга Огарев. Он выхватил у Саныча вторую куриную тушку и подкинул ее на тумбу к остаткам первой.
Саныч прошествовал к Дельте ее же шагом, переваливаясь (разве только не хромая), раскрыл чемодан, вытащил шприц и ловко сделал укол. Тигрица, увлеченная курицей, даже не вздрогнула.
Огарев закрыл глаза и хлопнул в ладоши. Эхо разнеслось по цирку. На месте тигрицы остался черный силуэт – дыра, висящая в воздухе. Огарев хлопнул второй раз. Тигрица появилась в вольере вместе с тумбой. Она так же невозмутимо пережевывала курицу, накрыв тумбу мощной лапищей. Дыра в форме тигра начала растворяться и вскоре совсем исчезла.
– Отпад!.. – только и смогла сказать Оля.
Сан Саныч захлопал в ладоши. Огарев театрально раскланялся.
Глава 8
Тигр
Январь 1994 года Саратов, улица Азина, 55
Пока мама Оли обзванивала родителей ее одноклассников, звонила классной руководительнице и несколько раз – маме Жорика, который последним видел Олю, папа ходил по комнате, изредка чесал бороду и шептал, что надо звонить в милицию, а не балаболить и сплетничать впустую. Лена отвечала, что милиции и дела до их дочери не будет. Толик продолжал чесать бороду, и борода под пальцами издавала странный звук: шершавый скрип, от которого Лене вскоре стало дурно.
– Перестань мельтешить! – не выдержала она. – Надо идти искать самим.
Толик усмехнулся, но не стал задавать лишних вопросов, хотя вопросы в его голове толпились и выталкивали друг друга наружу.