Болтона Лавхарта не обременяли траты на бутерброды и пиво для мальчиков. Тяготы тридцатых годов миновали. Он продал за приличную сумму часть своей земли в низине. На ней вырос военный завод. А вечеринки Болтон обожал.
Лучше всего они удавались, когда на побывку приезжал домой Джаспер, сильный и веселый, уже лейтенант. Тогда приглашали девушек и танцевали под радио, дом ходил ходуном, и от дыма кружилась голова. Это были лучшие вечеринки. Болтон Лавхарт сидел у стены, глядя во все глаза, всем своим существом участвуя в веселье, и в груди у него добела раскалялось блаженство, как уголек под кузнечными мехами.
В числе других девушек на вечеринки приходила и Джени Мэрфи. Так хотел Джаспер, и миссис Лавхарт ничего не могла поделать. Но она не отчаивалась. Когда выяснилось, что Джаспера перебрасывают в Европу, она горевала, но в горе была и капелька торжества. Теперь-то уж все пойдет как надо. Он забудет эту Джени.
Джаспер приехал домой на последнюю побывку. И женился на Джени Мэрфи. Посреди ночи они сбежали в Кентукки. Все произошло как-то невзначай. У Джаспера и в мыслях не было жениться на Джени, да и вообще жениться. Но она его обожала. Каждый взгляд, каждый жест, цепляющиеся за него руки тешили самолюбие. Предстоящая поездка в Европу пробудила в душе несвойственную его натуре сентиментальность. Он представлял, как дома будет дожидаться дорогая женушка. А обладать Джени Мэрфи можно было, только женившись на ней. Он это уяснил. Даже возбуждение последней встречи ничего не изменило. Она рыдала и цеплялась за него, но оставалась хорошей католической девочкой. Впрочем, когда поздно вечером, поддавшись порыву, он предложил ей сбежать, хорошая католическая девочка отринула все сомнения. Так уж она его любила. Их поженил невменяемый мировой судья, сонный, полуодетый, вытащенный из кровати. Джаспер пообещал, что потом они обвенчаются.
Трехдневный медовый месяц они провели в Кентукки, побывали на скачках, а в гостиничном номере она даже выпила с ним виски - так сильно она его любила. Они обвенчаются, как только вернутся домой в Бардсвилл, говорил он. А дома совсем не оказалось времени - по крайней мере, его было мало, - потому что Джаспер получил приказ немедленно явиться в часть.
- Ну пожалуйста, это ведь много времени не займет, - умоляла она его.
Но он сказал:
- Малышка, слушай внимательно. Приказ есть приказ. Это армия. А мы с тобой, цыпочка, женаты не хуже других. Никому не позволяй сомневаться.
- Но, Джаспер... ты...
- Ну конечно, малышка. Когда вернусь. Конечно, ты ведь любишь меня?
В поезде он откинулся на спинку и вытянул ноги. Поначалу даже радовался, что уезжает. Глоток свежего воздуха, так сказать. Она, конечно, девочка что надо. Конечно, он любит эту крошку. Она его женушка, и пусть не сомневается, не важно, что там ей наговорили священники. Он из нее выбьет эту дурь.
Он откинулся на спинку и задремал. Представил, как будет рассказывать ребятам о своей женитьбе. Засмеется и с притворной печалью поведает им, как она его заарканила. Но знаешь, скажет он, доложу я тебе, тут было из-за чего пострадать. Она такая... Послушай, я тебе сейчас расскажу, она... Ему не терпелось поскорее добраться до базы и поделиться с ребятами.
Миссис Лавхарт держалась молодцом. Не пала духом. Событие это прошло в Бардсвилле почти незамеченным. Теперь, в военное время, каждый день происходило столько всего необъяснимого, появлялись новые люди, люди совершали странные поступки, делали то, чего не делали раньше, и вели себя так, как прежде им и в голову бы не пришло. Она сохраняла невозмутимость и старалась не упоминать об этой женитьбе. Но ее муж не мог говорить ни о чем другом. Ему хотелось сообщить о радостном событии каждому прохожему. Она была готова его задушить. Когда она сидела одна и представляла, как он ходит по улице и пристает с рассказами ко всем подряд, она готова была задушить его голыми руками. У нее сжимались кулаки и учащалось дыхание. Она ненавидела его, ненавидела все, что с ним было связано, все, все. Она всегда его ненавидела. Ненависть поднялась в ней. Она это почувствовала. Эта мысль, как свет, заливала комнату.
Однако восторг Болтона Лавхарта по поводу женитьбы быстро прошел. Он снова был увлечен войной, комитетами и обществами, письмами Джаспера. Когда долгожданное письмо наконец приходило, он зачитывал выдержки из него любому, кто готов был слушать.
- Вы знаете моего мальчика, - говорил он, - знаете Джаспера? Он лейтенант. Он сейчас на Сицилии. Вот послушайте, что он пишет. Это очень любопытно. - И зачитывал письмо.
Он часто писал Джасперу и посылал ему много денег, больше, чем мог себе позволить.
Джаспера Партона убили в Италии. Для миссис Лавхарт это было огромным потрясением. Пошатнулась ее вера в мир, в свои убеждения, в саму себя. Болтон Лавхарт поначалу переживал сильнее ее, но даже горе растворилось в жизни, в ежедневных делах, разговорах на улице:
- Мой сын... помните моего мальчика Джаспера, он погиб в Италии...
Оставались и другие мальчики. Они заслуживали самого лучшего. И его осенила отличная идея.
Одна из дамских организаций при церкви Святого Луки устраивала благотворительный базар в пользу Красного Креста. Базар выпадал на пятое декабря, до Рождества оставалось совсем недолго. Рождество-то и натолкнуло его на эту мысль, потому как именно с рождественской выставки игрушек в скобяной лавке все и началось. Он выставит на базаре свой цирк и распродаст его на игрушки. Жене он ничего не сказал, но целые дни проводил на чердаке. Подкрашивал те фигурки, что нуждались в покраске, заменял им вылинявшие костюмы и укладывал в аккуратные коробки. Потом перенес всё в церковь, а вечером накануне базара долго возился в комнате отдыха, возводя большой цирк, натягивал канаты, ставил турники, подвешивал трапеции, старательно разравнивал опилки на манеже, рассаживал по тумбам зверей. Он работал до двух часов ночи.