— Давай, детка. Ты знаешь, что я собираюсь сделать гораздо больше. Я не забыл, как красиво ты кричала, когда я трахал тебя, когда ты умирала. Я хочу этого снова. Я мог бы даже трахнуть тебя после твоей смерти, просто чтобы ты знала, что каждый дюйм твоего тела, даже после смерти, принадлежит мне. Пришло время тебе вспомнить, кто ты есть.
Меня охватывает ярость, такая сильная, что я едва могу дышать. Меня так и подмывает снова броситься на него, но это не то, что мне нужно. Вместо этого инстинкт заставляет меня поднять руку и держать ее перед собой ладонью вверх.
— Ты прав, — размышляю я, чувствуя, как сила течет через меня. — Пришло время мне вспомнить, кто я на самом деле.
Роджер в замешательстве смотрит на мою руку, приподнимая бровь.
— Что? — ворчит он. — Что ты имеешь ввиду?
Между одним морганием и следующим в моей ладони появляется колода карт, идеально сложенных, и сила внутри меня раскрывается, как дракон.
— Тебя учат фокусам на этом шоу уродов? — Роджер усмехается. — Ты собираешься следующим вытащить кролика из шляпы?
— Близко, — говорю я, медленно и кровожадно улыбаясь. — Я собираюсь вытащить кишки у тебя из горла.
Он поднимает руку, готовясь ударить меня снова, но я не двигаюсь, только медленно улыбаюсь.
Колода карт начинает светиться, и он в замешательстве замолкает.
— Эмбер, что…
— Это больше не Эмбер, — заявляю я, встречаясь с ним взглядом. Карты взлетают в воздух, раскладываясь передо мной, и он отступает. — Поклонись своей королеве.
Карты летят к нему, и он хрюкает, когда они разрезают его кожу. Одна из них рассекает ему щеку, оставляя красную полосу. Он протягивает руку и прикасается к нему, его палец становится красным, а губы растягиваются в усмешке.
— Тебе повезло, что это чистый порез, — говорит он.
— Да? — Я издеваюсь. В него попадает еще одна карта, на этот раз оставляя неровную отметину на лбу. — Так лучше?
— Ты сука! — выплевывает он. — Ты заплатишь за это!
Он делает выпад, но карты быстрее. Более того, я чувствую, как они начинают светиться у меня под кожей. Карты, которые летят следующими, более острые, более болезненные. Я тянусь за другим ножом, висящим у меня на бедре, и вытаскиваю его.
— Ты ранил того, кто принадлежит мне, — говорю я, облизывая лезвие так, как это сотни раз делал Клаб, окропляя его своей кровью. — Если бы дело было только во мне, я бы все бросила, но из-за того, что ты выстрелил в Харта, я собираюсь вырезать твое сердце и отдать ему.
Жар под моей кожей скользит по лезвию, и когда я делаю выпад и рассекаю линию на его бицепсе, он воет от боли, отшатываясь.
— Прекрати это! — рычит он. — Я твой муж!
— Я твой муж, — передразниваю я, смеясь, а затем порезаю ему предплечье. Он падает навзничь, но я следую за ним. — Как жалко.
Когда он тянется ко мне, я режу его. Нож рассекает кожу, мышцы и кости, и оглушительный стук, с которым его рука падает на пол, звучит музыкой для моих ушей. Вопль, вырывающийся из его горла, подобен симфонии.
— О нет! — Говорю я, смеясь. Я беру его за руку и машу ему. — Нужна помощь, Роджер?
Он прижимает руку к животу, его лицо перекошено. Несмотря на его гнев и попытки казаться более могущественным, страх в его глазах неоспорим.
Это самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видела.
Однако он не знает, когда остановиться. Он снова набрасывается на меня, пытаясь ударить, и мои карты врезаются ему в бедро, застревая там. Они проникают внутрь, и он начинает кричать всерьез, протяжные, навязчивые звуки отдаются эхом. Я дрожу от восторга. Теперь я понимаю его одержимость моей болью.
— Покричи для меня, Роджер, — мурлыкаю я, — прямо как ты мне говорил.
Я раню его снова и снова, отрезая кусочки. Кусочек здесь. Ухо там. Палец, когда он указывает им на меня. Звук моего ножа, разрезающего кожу, я никогда не забуду. Я отрезаю куски от его тела, как будто готовлю вяленое мясо. Каждый раз я бросаю кусочки Свободе, и она рвет их, к большому ужасу Роджера. Он пытается отползти и одновременно порезать меня, но с каждым ударом моего клинка он теряет все больше сил. Кровь заливает пол, заставляя его скользить. В какой-то момент он перестает делать выпады в мою сторону и сосредотачивается только на том, чтобы уйти.
— В чем дело, дорогой муженек? — Я воркую. — Я думала, ты собираешься преподать мне урок?
— Ты сумасшедшая сука, — выплевывает он, но ему не хватает его обычного яда, когда он стонет от боли. Карты торчат из его кожи по всему телу, глубоко зарытые. У него везде кровь. Скоро он потеряет сознание от потери крови, но я хочу, чтобы сначала было очень больно.