В тот же день на круглой афишной тумбе на площади появилась новая белая афиша:
??? Скоро в Пореченске!???
Ц
Ну как после этого Борьке не любить бога? Как не верить в него?
Цирк! Конечно, цирк! Даже скептически настроенный Павлик допустил, что это цирк.
Назавтра на афише появилась новая буква:
??? Скоро в Пореченске!???
Ци
Послезавтра было уже три буквы:
??? Скоро в Пореченске!???
Цир
И наконец:
!!! Скоро в Пореченске!!!!
Цирк!
Цирк едет! Старые друзья! Они, конечно, помнят Борьку. Они обещали приехать, и они едут! И Борька снова побежал в церковь воздать благодарение богу.
Поставив несколько свечек и помолившись, Борька радостный выскочил на паперть, спустился вниз и столкнулся с Аркадием Викентьевичем.
— А ну-ка, герой, поди сюда! — поманил он Борьку. Борька подошел, машинально комкая в кармане красный галстук.
— Ты что это в церкви делал?
— К мощам прикладывался, — выдавил из себя Борька, густо покраснев.
— К мощам? — взвился Аркадий Викентьевич. — А знаешь ты, как это называется? Знаешь, что в бога веруют только враги Советской власти, контры всякие? Где твой галстук? Какой ты пионер после этого? Мало тебе футбола было? Сегодня футбол, завтра церковь, а послезавтра что?
— Не знаю, что послезавтра… — вздохнул Борька.
— Зато я знаю! Я попрошу вожатого пионеров собрать. Тогда обо всем и поговорим. И о футболе, и о мощах, и о галстуке, который пионер Ваткин ни во что ставит!
На сборе разговор сначала шел совсем не о Борьке.
— Вы, пионеры, не любите вашу школу! — заявил вожатый.
— Неправда! Неправда! — закричали ребята.
— Ах, неправда! — прищурил глаз Коля Плодухин.
— Конечно, неправда!
— А я зашел в вашу пятую «Б» и что же увидел? Голые грязные стены, на которых висит старая стенгазета Романа Смыкунова.
— Почему только Ромкина?
— Конечно, моя! — завопил Ромка. — Кто, кроме меня, пишет заметки? Все только обещают! Я один за всех работаю. И стихи мои. И рисунки мои.
Возразить было нечего. Газета «Пионерский костер. Орган пятой группы „Б“ под редакцией и руководством Романа Смыкунова» целиком делалась Ромкой. Заметки были подписаны:
Рома Смыкунов, Роман Смыкунов, Михайлович, Р. С, С. Р., Р. М. С, С. Р. М. Наблюлатель, Глаз, Пикор.
— И рисовать я не умею! — продолжал вопить Ромка. — Я рисую аэроплан, а все думают, что это пистолет. И нечего смеяться! Нельзя во всех вопросах быть гением! А Косилова не допросишься!
— А на что похож ваш класс? Ни одного портрета на стене, — говорил вожатый, — просто стыдно. На учительском столе старая бумага. Неужели вы и дома живете так неуютно? Неужели у вас нет занавесок на окнах? Так как же после этого вы можете уверять меня, что любите вашу школу?
Ребята опустили головы.
— Теперь о Ваткине.
Борька вздрогнул.
— Что от того, что мы его выругаем? Ровным счетом ничего. Завтра в Новом клубе большой антирелигиозный вечер. Я договорился с пионерской клубной ячейкой. Они приглашают всех нас к себе в гости. Весь сбор от постановки пойдет в фонд детей бастующих горняков Англии. Пусть Ваткин туда сходит. Очень полезное дело.
— Не пойду я, там бога будут хулить. Не пойду! — тихо сказал Борька из своего угла.
— Видали какой! — обрадовался Аркадий Викентьевич.
Вожатый позвонил в колокольчик.
Влас поднялся с места и гневно крикнул Борьке:
— Ты что же, детям бастующих горняков не хочешь помочь? Значит, ты против мирового пролетариата?
— Ничего я не против пролетариата. Что ты из меня дурачка делаешь! Вечер антирелигиозный. И идти мне на него грех!
Аркадий Викентьевич зло расхохотался.
— Слушай, Ваткин… — хитро глянул в Борькину сторону вожатый и невинно спросил: — Слушай, Ваткин… А бог грехи прощает?
— А что? — насторожился Борька.
— Нет, ты ответь. Бог грехи прощает? Замолить грех молено?
— Можно…
— Вот ты ради пионеров возьми грех на душу, а потом замоли!
Борьке пришлось согласиться. Аркадий Викентьевич рассмеялся ещё громче. Влас не выдержал:
— Что Аркадий Викентьевич все время смеется? Надо же понять… Человек рос без отца, без матери. Голодал, холодал. Да, Борька верил в бога, ну и что? Почему верил? Втемяшили ему с детства в башку его темную, чтобы боженьку слушался, вот он, дурак, и верил!
— И сейчас верю, и буду верить! — озлобился вдруг Борька и добавил: — Во веки веков. Вот!
— Видали какой? — обрадовался Аркадий Викентьевич. — Ай да пионер!
Все зашумели.
— Можно спросить Ваткина? — обратилась к вожатому Нина.
— Спрашивай!
— Неужели ты веришь, что по небу бог со святыми летает?
— Конечно, летает. А как же! И рай там есть.
— Так почему ни с одного цеппелина, ни с одного аэроплана их не видно? — не выдержал Влас.
— А они ещё выше, совсем на небесах, — не моргнув глазом, ответил Борька.
— А чем же они дышат там, на твоих небесах, дурак ты дурак, если там воздуха нет?
— Во-первых, ты не ругайся, а во-вторых, святым дышать совсем не обязательно, на то они и святые. А потом, может, там и воздух есть. Откуда ты знаешь, что там нет воздуха? Ты что, там был, что ли?
Влассплюнул.
— А на землю святые спускаются? — улыбнулся Коля.
— Заходят, конечно, — ответил Борька.
— Ты что же, их видел?
— Сам не видел, люди видели.
— А почему же до сих пор их никто не снял? — вмешался Валька Кадулин.
— А как ты их с небес снимешь? — возмутился Борька. — Так они тебе и дадутся!
— Почему, если святых видели, их до сих пор никто не сфотографировал? Почему ни одной карточки нет? — пристал Валька.
— А ты откуда знаешь, что нет? Может, у кого и есть! А потом, душу-то ведь не снимешь. Её и не видать вовсе!
— Вот видишь, Ваткин, совсем ты запутался, — сказал вожатый. — И ни одного святого ты сам не видел.
Борька надулся, засопел:
— Нет, видел! Сквозь прорезь! — Голос у него задрожал, в горле защекотало, но он выкрикнул: — Мощи нетленные Симеона Столпника! Вот!
И Борька горько заплакал.
Слово взял Аркадий Викентьевич. Он откашлялся и, протянув руку в сторону Борьки, сказал:
— Слезы, между прочим, есть соленая водичка. А соль нынче дешевая! И учти, что существует такая поговорка: «Москва слезам не верит!» У нас, правда, не Москва, а Пореченск, но и сибиряков слезой не прошибешь, не разжалобишь! Особенно пионеров!
— А Борька никого и не жалобит! — крикнул Влас.
— Ещё один выкрик, Шкапа, ещё одна выходка, и ты будешь удален отсюда! — пригрозил Аркадий Викентьевич. — Удален, как зуб!
Ребята зашумели. Вожатый сказал:
— Успокойтесь, ребята, мы во всем разберемся!
— Расцениваю такое поведение пионера Шкапа как желание сорвать ваш сбор, — продолжал возмущаться Аркадий Викентьевич. — Сорвать по-ли-ти-чес-кое мероприятие! Всех шумящих и мешающих следует расценивать как сообщников виновного! Куда вы, товарищ Плодухин, смотрите?
Ребята снова зашумели. Вожатый поморщился и зазвонил в колокольчик:
— Тихо!
— Пусть Ваткин ответит на вопрос, — сказал Аркадий Викентьевич. — Только на один вопрос. Ответит прямо, при всех!
Ребята насторожились.
— Ответь, Ваткин, — продолжал учитель, — ответь, что тебе дороже: крестик или галстук?
Стало очень тихо. Слышно было только, как скрипнул стул, с которого поднялся Борька, как застучали по полу тяжелые его башмаки. Борька медленно подошел к столу, молча снял с шеи галстук и положил его на стол.
— Что ты делаешь? — ахнула Нина.
— С ума сошел, Борька! — крикнул Влас.
— Подожди, Ваткин! — попытался остановить его Коля.
Но было поздно. Борька рванулся с места и опрометью бросился из дверей.