— Противно, дядя Проня. Все противно! Я жду, когда ты взорвешься, да? Недаром тебя слонище зовут. Слон — он добрый, терпит, терпит, а потом не выдержит да так разбушуется, что камень на камень не оставит, да? Вот я жду, когда ты взорвешься. Они на тебе катаются, да? Деньги зажимают, да? Штрафуют. Фамилию и то какой носишь? Итальянский? Мой имя хоть грузинский остался. Только фамилию укоротили. А у тебя и имя нет.
— Ну ладно, будет тебе! В цирке закон такой, чтобы артист выступал под иностранным именем. Ишь разошелся…
— Да, разошелся! Обидно получается, да? Почему в ЦУГЦ такой закон нет? Да, разошелся! Зачем «мертвец» согласился работать? Почему в ЦУГЦ «мертвец» не работают? Кто так рисковать разрешит? Кто у меня в жизни, кроме тебя, есть? Отец? Мать? Какой они отец, мать, если меня нищий продал? Помереть хочешь, да? Меня один на всей земле оставить, да?
Дядя Проня не ответил. Он отошел к гирям и отвернулся. Сердце его сжалось. «Ничего, Вонави, держись!» Он не хотел, чтобы Сандро видел его слезы.
В гардеробную вошел Глеб Андреевич. Дядя Проня как-то странно, боком, вышел из комнаты. Глеб Андреевич положил на стол паяльник, канифоль и кнопку от звонка.
— На, паяй! Да поскорее! Скоро первый звонок! Сандро отвернул винтики, отогнул контакты и стал монтировать провода.
— Ты чего как мышь на крупу надулся? — спросил Глеб Андреевич.
— А ты не понимаешь? Легко Вонави «мертвец» делать?
— Другого выхода нет, Сандро…
— Зачем так говоришь? Есть! Зачем не мог поимка организовать?
— Да я бы с удовольствием. Директор не пойдет на это.
— Зачем так говоришь? Что ты захочешь — так будет. Какой Али-Индус хозяин? Ты хозяин. Все знают.
Глеб Андреевич рассмеялся:
— Это фантазии ваши! Он хозяин. А какой хозяин пойдет на поимку с первых дней? Поимку в резерве надо держать. На самый худой конец.
— Что с тобой говорить! — резко мотнул головой Сандро.
— Ну, я пошел готовить могилу, — сказал Глеб Андреевич, ободряюще кивнул Сандро и удалился.
Мальчик продолжал возиться с проводами.
— Это Торквемада, первый великий инквизитор, — раздался из-за брезента чей-то молодой голос. — Жил он при Елизавете Кастильской. Я читал про него.
— Неужели взаправду раньше такие пытки были?
— Точно все показано. Паноптикум гудел. Раздался звонок.
— Быстрее, быстрее проходите. Все поглядеть хотят! — громко крикнул кто-то.
В комнату вошел дядя Проня. Глаза его чуть покраснели.
— Скандалить я не любитель, — сказал он, не глядя на Сандро. — Потому и уйдем мы с тобой тихо. Я ни на кого не в обиде. Жизнь есть жизнь. Всем жить надо. Кто как умеет, тот так и устраивается. Это спокон веков было, и ни мне, ни тебе не поменять порядку. Да и не в моем характере это. Одно скажу. Последний город мы у частника работаем. В ЦУГЦ переходим. Точно. Я давно уже решил. Вот удава выкупим с тобой, и всё… Мне ещё два взноса осталось. А за «мертвеца» директор прилично заплатить обещал. Так-то, брат Шурка…
— И зачем тебе этот удав? Будешь, как прежде, бороться. А за удав деньги обратно возьми. Ты столько за него внес, что не один, а два удав купить можно был…
— Так тебе Индус с Глебом Андреевичем деньги назад и вернут…
— Ну, а не вернут, пусть сами удавятся со свой удав…
— Нет, нет. Я так решил. Пойдем-ка поглядим, как с могилой дела.
— Нет, мне надо батарейка приладить. Дядя Проня вышел.
— А Марат умер совсем и не в постели, а в ванной. Его зарезала роялистка Шарлотта Кордэ, — раздавался за стенкой все тот же голос.
— Так надо им сказать, чтобы его в ванну переложили…
— Ребята, сюда! — крикнул кто-то очень знакомый. «Это Нина», — узнал Сандро.
Он подошел к стенке и, прильнув к дырке в брезенте, совсем близко увидел Нину, Борьку и Павлика. К ним через толпу протискивались вожатый, Влас, Римма и другие ребята.
— Ну, что будем делать? — спросил Влас.
— С чем? — спросил Борька.
— Ни с чем, а с кем. С Сандро.
Сандро инстинктивно отпрянул от глазка и затаил дыхание. Тишину нарушил Борька:
— Надо точно узнать, когда он в школу придет, и перед самым его приходом написать на доске: «Да, Сандро, мы все повидлы дешевые!» И мы должны под надписью стоять…
— И на колени перед ним упасть! — предложила Римма.
Влас рассердился:
— Надо хорошую палку найти, и пусть он нас всех хоть по разу ударит. А меня больше всех! И его вот, Ромку.
— А что? — вздохнул Ромка. — Если надо, пусть лупит…
Сандро поморщился. Он вспомнил о «темной», о песне про «карапета» и почувствовал, что дрожит от гнева. Голова закружилась так, что Сандро покачнулся и сел на ящик. «Никогда не прощу!»
Глава двенадцатая
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОКОНЧЕНО…
Борьке стало страшно, когда, вернувшись из паноптикума, он увидел в центре арены черную могилу.
У её края валялись лопаты, ломы, молотки, гвозди и стоял гроб.
Шпрех объявил:
— Сейчас всемирно известный итальянский силач, атлет и гладиатор Вонави исполнит смертельный трюк «живой мертвец». Номер сопряжен с большим риском для жизни исполнителя, поэтому дирекция цирка просит всех слабонервных удалиться! Вонави ляжет в гроб, который будет заколочен, опущен в глубокую могилу и зарыт. Богатырь пролежит под землей без воздуха свыше часа!
По рядам прошло волнение.
— После того как знаменитый гладиатор будет закопан, — продолжал шпрех, — на манеже обычным порядком пойдет второе отделение программы. После её окончания гроб будет отрыт. В третьем отделении артист продемонстрирует свою богатырскую силу: забьет кулаком гвозди в доску, выдернет их зубами, разогнет подковы, выжмет штанги и покажет ещё множество силовых трюков. В финале выступления, по желанию уважаемой публики, он либо сломает телеграфный столб, либо согнет трамвайную рельсу, держа на себе при этом двадцать человек!
Цирк ахнул.
— Мне страшно, Ванечка, я лучше уйду, — испуганно прошептала супруга похоронных дел мастера.
— Не бойся. Все это липа, фокусы. Двойное дно. Гири внутри пустые. А в гробу будет дышать через трубку.
— Вы уверены, что через трубку? — спросил отец Ромки Смыкунова.
— Точно! Без липы даже этот бык не выдержит. Я с ним знаком. Он у меня гроб заказывал! Хоть и здоров, верно, а не выдержит.
— Выдержит! Спорим? — И Ромкин отец назначил цену.
— Согласен! — ответил гробовщик.
— А я разобью! — азартно предложил Ромка. Сделка состоялась.
Дядя Проня и Сандро стояли возле выхода на манеж.
— Не надо долго лежать, да? Что с тобой в прошлый раз было… Помнишь, да? Полчаса хватит, — умоляюще сказал Сандро.
— Полчаса не годится, Шурка. Сам понимаешь. Успеха не будет — прогорим. Все от премьеры зависит…
— А я в гроб свет провел, — улыбнулся Сандро. — У дяди Донат ещё батарейка брал. Старый батарейка, но ничего — «гном» называется. Со светом тебе веселее будет…
— Ай да молодец! Спасибо тебе.
— Итак, — торжественно объявил шпрех, — вызываю на манеж чудо-богатыря, атлета и гладиатора, известного на весь мир итальянского артиста Вонави!
Оркестранты дунули в трубы.
— Ну, ни пух ни перо… — прошептал мальчик и прижался щекой к черному полутрико.
— К черту! — Дядя Проня крепко обнял Сандро. На глазах Сандро блеснули слезы.
— Что ты волнуешься, дурачок? В первый раз, что ли?
— Ну, не больше часа, ладно? Не больше часа!
— Постараюсь!
Великан легонько оттолкнул мальчика, перекрестился и только хотел распахнуть занавес, как к нему подошел Глеб Андреевич и что-то шепнул на ухо.
— Ладно уж… — буркнул дядя Проня и вышел на манеж.
Грудь богатыря опоясывала красная муаровая лента, на которой сверкали многочисленные медали и бляхи. Раздалась громкая барабанная дробь. Цирк встретил артиста громом аплодисментов. По рядам прошел гул одобрения.