Даже сам воздух, витающий вокруг Замечтанья, притягивал ее словно магнит. Андреа не могла избавиться от мысли, что этот цирк искал именно ее и специально расположился там, где она была, хотя, конечно, глупо было так думать. Цирки переезжали из города в город, но ведь не ради же одной-единственной девочки.
Андреа шла вперед осторожными, размеренными шагами, пока не очутилась у ворот. Ее сердце неистово стучало в груди. Вспотевшими ладонями она схватилась за прутья решетки и стала всматриваться в то, что было за забором, не решаясь даже моргнуть, чтобы ничего не упустить.
За воротами мир Замечтанья оживленно гудел и сиял ярким светом. Люди смеялись, улыбались, ели яркую разноцветную сахарную вату на полосатых палочках. Андреа прижалась лбом к холодному забору и прищурилась.
Было что-то… особенное в этой снующей за забором толпе, состоящей из малолетних детей с непослушными спутанными волосами и долговязых подростков. Там, за забором, были только дети. Не было видно ни одного взрослого.
Дети бегали и прыгали вдоль длинных рядов с яркими торговыми лавочками, которые тянулись от самых ворот. На витринах висели большие вывески, сулящие огромный выбор восхитительных лакомств. В одной такой лавке розово-желтого цвета предлагались волшебные головокружительные леденцы на палочке. В соседней лавке, окрашенной в черный, как ночь, цвет, продавались отравленные яблоки, чтобы у вашего недруга, отведавшего плод, скрутило живот. Еще в одной лавке, построенной из деревянных дощечек, продавались диковинные вещи: измельченный рог единорога, цвета радуги в бутылках, окаменелые крылья феи. Андреа еще крепче вцепилась в прутья забора, ее голова шла кругом от предположений, какие еще чудеса могли продаваться в остальных лавочках.
Ярмарочные ряды, раскинувшиеся во все стороны, были заставлены шатрами. Казалось, верхушки шатров виднелись далеко за пределами огороженной территории: вряд ли она могла бы вместить такое небывалое количество строений. Все шатры были полосатыми и одинаковой расцветки, чередовались только цвета украшающих их звезд: они были то ярко-желтыми, то темно-синими. На верхушке каждого шатра развевался такой же полосатый вымпельный флаг.
Андреа сильно ущипнула себя за руку. Если бы она спала, то ничего не почувствовала бы. Она делала это десятки раз за последние три года: щипала себя снова и снова, даже через много недель после исчезновения Фрэнсиса. Девочка надеялась обнаружить однажды, что попала в ловушку ужасного, страшного сна и что, когда она проснется, увидит Фрэнсиса, безмятежно спящего на нижнем ярусе кровати. Но каждый раз девочка ощущала боль, и ей приходилось заново осознавать, что весь этот кошмар тяжелой утраты был настоящим.
Сейчас, у ворот Замечтанья, боль от щипка дала такой же ясный ответ на вопрос. Это место казалось почти нереальным. Но вот оно, манящее обещанием забвения и не менее реальное, чем все, что Андреа когда-либо видела.
Не стесняйся, заходи
«Пришла, чтобы забыть свои печали?»
Раздавшийся сзади в тишине вкрадчивый голос напугал Андреа. Она повернулась и увидела девочку лет девяти-десяти с приветливым выражением лица и длинными темными волнистыми волосами, которая стояла, упершись рукой в бедро. На ней был ярко-красный фрак с фалдами, черные рейтузы в обтяжку и блестящие сапожки для верховой езды, словно она была директором собственного маленького цирка. Девочка подняла подбородок вверх, ее лицо было таким бледным, что почти сияло в серебряном свете луны.
Андреа оглянулась на цирк и прошептала:
– Да. – В ее ответе слышались нотки мольбы.
– Ну конечно же да, – хихикнула девочка, – никто не попадает в Замечтанье случайно.
– Но как это возможно? – спросила Андреа. – Как можно обрести здесь забвение?
– Замечтанье всегда было рядом с теми, кто в этом нуждается. Оно ждет любого ребенка, который хочет избавиться от отчаяния. Замечтанье можно найти за поворотом горной тропы, за торговым центром в суетливом городе, на пустыре на краю пыльного старого поселка. А сейчас в этом лесу оно для тебя.
Для нее. И у каждого из этих детей, бегающих в Замечтанье, были какие-то беды, которые они хотели бы забыть. Андреа всегда считала, что у других все не так плохо. У многих детей, которых она знала, казалось, были идеальные жизни и неразбитые сердца. Осознание, что у нее так много общего с этими детьми, позволило Андреа чувствовать себя менее одинокой и придало ей храбрости.