Видимо, они заметили, что со мной что-то происходит. В субботу вечером мама пришла ко мне в комнату и долго у меня сидела. Подоткнула одеяло, потом что-то рассказывала, внимательно меня слушала. Мы уже триста лет так не болтали. Когда она ушла, мне стало грустно оттого, что мы редко с ней разговаривали по душам.
А утром папа спросил, не хочу ли я с ним поговорить…Он сказал, что скоро я стану взрослым, а сейчас у меня переходный возраст, и потому нет ничего страшного, если у меня часто меняется настроение или мне хочется большей самостоятельности. Главное, чтобы я помнил, что всегда смогу прийти к нему за советом.
«В том-то и дело, что не смогу!» — чуть не закричал я, но сдержался, кивнул и поблагодарил его.
Я старался вести себя как можно лучше. Хотел оставить хорошее впечатление. Пусть они вспоминают обо мне как о послушном сыне, любящем брате и верном друге. Не хочу, чтобы кто-то думал обо мне плохо, когда меня не станет.
В воскресенье папа предлагал всей семьей пойти в ресторан, но я уговорил его поужинать дома. Сегодня мой последний шанс поесть в кругу семьи, и мне хотелось запомнить этот ужин надолго, чтобы потом, много лет спустя, я вспоминал, какая у нас была дружная семья. И как мы все были счастливы.
Мама приготовила мои любимые блюда: запекла курицу, пожарила картошку и сварила кукурузу. Мы с Энни сделали апельсиновый сок. Мама с папой откупорили бутылку вина. На десерт был клубничный торт. Все были довольны. Мы пели песни, папа беспрерывно шутил, мама отстукивала ложками разные мелодии. Энни прочитала стихи. А потом все стали играть в шарады.
Мне хотелось, чтобы этот день никогда не заканчивался. Но, конечно, ничто не может длиться вечно. Солнце село, наступила ночь.
Вскоре папа поглядел на часы.
— Пора спать, — сказал он. — Завтра с утра в школу.
«Нет, — подумал я. — Ни в какую школу я больше не пойду». Вообще-то это должно было бы меня обрадовать, однако радости я не испытал: «Не пойду в школу, значит, не увижу мистера Далтона, не поболтаю с друзьями, не поиграю в футбол, никогда больше не отправлюсь вместе с классом в поход».
Я тянул время. Ддлго-долго раздевался, медленно напяливал пижаму. Еле-еле умывался и чистил зубы. Когда тянуть уже стало некуда, я спустился в гостиную. Мама и папа о чем-то разговаривали, но, как только я вошел, удивленно замолчали.
— Что тебе, Даррен? — спросила мама.
— Ничего.
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, — успокоил я ее. — Просто зашел пожелать вам спокойной ночи.
Я подошел к папе, обнял его, поцеловал в щеку. Потом обнял и поцеловал маму.
— Спокойной ночи, — сказал я родителям.
— Исторический момент! — рассмеялся папа, потирая щеку. — Когда это он целовал нас на ночь, а, Анджи?
— Уже и не вспомнить. — Мама улыбнулась и погладила меня по голове.
— Я люблю вас. Сам знаю, что редко вам это говорю. Но я все равно люблю вас обоих и всегда буду любить, всегда-всегда.
— Мы тебя тоже очень любим, — ответила мама. — Правда, Дэрмот?
— Ну конечно.
— Нет, скажи сыну, что любишь его! — потребовала мама.
Папа вздохнул.
— Я люблю тебя, Даррен, — торжественно сказал он и закатил глаза, чтобы меня рассмешить. Потом обнял меня и добавил уже серьезно: — Правда, очень люблю.
И я вышел. Некоторое время я стоял за дверью и слушал — так не хотелось от них уходить.
— Что это с ним? — удивилась мама.
— Да у детей разве поймешь, что им в голову приходит?
— Нет, что-то тут не так, — настаивала мама. — Он уже несколько дней ведет себя как-то странно.
— Может, у него завелась девушка, — предположил папа.
— Может, — согласилась мама. Но ясно было, что папа ее не убедил.
Все, пора уходить. Если я еще хоть секунду простою под дверью, то не выдержу, влечу в комнату и все им расскажу. И тогда они помешают мне выполнить план мистера Джутинга. Родители примутся уверять меня, что вампиров не существует, и будут удерживать меня, не понимая, какой опасности себя подвергают.
Я вспомнил о том, что чуть не укусил Энни. Нет, надо делать, как решил.
Я поднялся в свою комнату. Ночь стояла теплая, и окно было открыто. Оно еще пригодится.
Мистер Джутинг прятался в шкафу. Услышав, как я закрыл за собой дверь, он вылез.
— Ну и духотища в шкафу! — пожаловался он. — Бедная мадам Окта! Сидеть в такой…
— Замолчите, не до того! — оборвал я.
— Зачем же грубить? — фыркнул он. — Я же просто так сказал.
— Не надо ничего говорить. Может, вам тут и не нравится, но я прожил в этой комнате всю жизнь. Мне тут все дорого, даже шкаф. И я больше никогда не увижу свою комнату. Это мои последние минуты тут, так что не отравляйте мне их своими замечаниями.
— Прости.
Я в последний раз оглядел комнату и тяжело вздохнул. Потом достал из-под кровати рюкзак и вручил его мистеру Джутингу.
— Это еще что? — подозрительно спросил он.
— Так, кое-какие вещи. Мой дневник, фотография нашей семьи, ну и все такое. Никто не заметит пропажи. Не потеряете?
— Ну что ты!
— Только обещайте туда не заглядывать, — потребовал я.
— У вампиров не должно быть секретов друг от друга, — начал он, но, взглянув на мое лицо, только покачал головой и пожал плечами. — Ладно, обещаю не открывать твой рюкзак.
— Вот и отлично. — Я глубоко вздохнул. — Зелье принесли?
Он кивнул и протянул мне темный пузырек. Я заглянул в него. Там плескалась какая-то жидкость: темная, густая и вонючая.
Мистер Джутинг подошел сзади и обхватил руками мою шею.
— А это точно подействует? — нервно спросил я.
— Не сомневайся!
— Но я думал, если сломать шею, то сразу умрешь. Ну, или тебя парализует.
— Не обязательно, — сказал он. — Только если повредить спинной мозг, который находится в спинномозговом канале. А кости — это ерунда. Я буду предельно осторожен, чтобы е тобой ничего страшного не случилось.
— А врачи не заподозрят подвоха?
— Им и в голову не придет! — заверил мистер Джутинг. — После зелья сердце у тебя будет биться еле-еле, и врачи решат, что ты умер. К тому же они увидят, что у тебя сломана шея, и не станут дальше ничего выяснять. Если бы ты был постарше, могли бы сделать вскрытие. Но детей врачи резать не любят. Главное, скажи: ты все понял? Запомнил, что делать?
— Да.
— Нельзя допустить ни малейшей ошибки, — предупредил он. — Если хоть что-то пойдет не так, весь план провалится.
— Я же не идиот! Сам понимаю! — не выдержал я.
— Тогда приступим! — скомандовал он.
И я приступил.
Одним махом проглотил жидкость, поморщился — на вкус она оказалась очень противная. Я передернулся, когда почувствовал, как все тело немеет. Больно не было, но появился какой-то неприятный холодок. У меня застучали зубы.
Минут через десять зелье окончательно подействовало. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, я не дышал (то есть дышал, конечно, но совсем незаметно), сердце остановилось (опять же не до конца).
— Сейчас сломаю тебе шею, — предупредил мистер Джутинг.
Я услышал щелчок — он свернул мою голову набок, — но ничего не почувствовал: тело уже онемело.
— Вот так. Сойдет, — продолжал он. — Теперь надо выкинуть тебя из окна.
Он подтащил меня к окну, постоял минутку, вдыхая свежий ночной воздух.
— Придется швырнуть тебя посильнее, иначе не поверят. Может быть, сломаешь пару-тройку костей. Будет болеть, когда действие зелья пойдет на убыль, но не бойся — я их потом вправлю. Вперед!
Он поднял меня, на секунду замер, потом выбросил меня из окна.
Падал я стремительно, стена дома мгновенно пронеслась мимо, я плюхнулся на спину. Глаза у меня были открыты. Я понял, что смотрю на водосточную трубу.
Некоторое время я лежал, прислушиваясь к ночным шорохам. Наконец наш сосед заметил меня, подошел, посмотрел. Мне не было видно его лица, но я услышал, как он ахнул, когда понял, что я мертв.