— Это ведь он ловил пулю зубами? — Глаза Эриха загорелись.
— Да. Он давал зрителям пистолет и пускал его по рядам, чтобы все убедились, что оружие настоящее. Потом просил зарядить оружие и выстрелить в него. Я был на его выступлении. Грохот выстрела! И Роберт-Гуден, совершенно невредимый, появлялся из дыма с пулей в зубах.
Эрих понял, что выпустить такую книгу из рук выше его сил. Вот только хватит ли у него денег? Старик вытащил вересковую трубку, набил ее табаком, и скоро по магазину поплыли облака густого дыма.
— А еще на глазах у публики Гуден «выращивал» апельсиновое дерево. — Старик скрылся за дымовой завесой, и голос его обрел магические нотки: — Оно расцветало, а его ветви покрывались спелыми плодами, которые любой из присутствующих зрителей мог попробовать.
Эрих закашлялся. Закрывшись рукавом пальто, он спросил:
— Какова цена этой книги?
— Доллар.
Увидев изменившееся лицо парня, старик вынырнул из дыма, словно джин, и спросил:
— А сколько у тебя есть?
Эрих вытащил из карманов все имеющиеся у него деньги. Пересчитал, скрывая досаду, и ответил:
— Двадцать центов.
Старик усмехнулся и, снова пыхнув трубкой, сгреб монеты в выдвижной ящик стола.
— Забирай, пока я не передумал.
Все еще не веря в такую удачу, Эрих прижал к груди драгоценную книгу и выбежал из магазина, опасаясь, что хозяин лавки передумает. Уже в дверях он обернулся и крикнул:
— Спасибо, сэр!
— Удачи тебе, парень!
Эрих предвкушал, как вернется в свою комнатку при балагане, сядет в кресло и начнет читать. Но любопытство взяло верх раньше. Он остановился под фонарем и принялся жадно перелистывать потрепанные страницы.
— Апельсиновое дерево, наконец-то я узнаю, как делается этот трюк.
— Эрих! — Взъерошенный, в яркой куртке нараспашку, громко топая ботинками по булыжной мостовой, подбежал к нему его младший брат Теодор. — Куда ты пропал?
— Смотри! — Эрих с гордостью продемонстрировал покупку. — Что ты видишь?
— Вижу две тарелки супа и горячие немецкие сосиски, — вытаращил глаза Теодор. — Только почему они так странно выглядят, Эрих?
— Здесь секреты Гудена, великого фокусника!
— А вот из тебя, братец, фокусник никудышный, — покачал головой Теодор. — Ты превратил наш ужин в потрепанную книжку. С такими трюками мы долго не протянем.
— Для нас важно все время совершенствоваться, — с укоризной ответил Эрих.
— Эх, братец… — вздохнул Теодор. — Ладно, идем, там новый балаган приехал.
— Фокусник в труппе есть?
— Нет. Зачем нам конкуренты? Зато там такие девушки танцуют!
— Ох, Теодор, ты бы лучше о новых трюках подумал.
— Для этого у нас есть ты. И вообще, у нас всего ночь, чтобы погулять по «Белому Городу», потому что завтра начнутся выступления, и нам будет не до этого. Ну?
Эрих рассчитывал провести вечер с книгой, но расстраивать брата тоже не хотелось.
— Пошли. Но помни, что завтра у нас начинается новая жизнь!
Они отправились в сторону озера Мичиган.
Там, на набережной, для Всемирной чикагской выставки 1893 года, приуроченной к четырехсотлетию открытия Колумбом Америки, был построен целый город, освещаемый миллионами электрических ламп Николы Теслы.
Для Эриха, как и для всех новичков, карьера начиналась в пивных барах и на сельских ярмарках. Ему пришлось попотеть, чтобы взойти даже на эти подмостки — подвыпившая публика артистам оригинального жанра предпочитала полуобнаженных девиц варьете.
На своих первых представлениях молодой Вейс появлялся перед зрителями под скромным псевдонимом «Эрих Великий». Но, несмотря на такое громкое имя, великих трюков у него не было. О них он мог пока лишь мечтать. Когда выдавалась возможность, Эрих стоял возле стеклянных витрин «магических» магазинов, за которыми были выставлены сверкающие аппараты для профессиональных фокусников, и любовался ими. Такой инвентарь был ему не по карману. Но он надеялся, что такое положение вещей продлится недолго.
А вот карты стоили дешево. Как и шелковые отрезы. Поэтому первые номера Эриха состояли, главным образом, из карточных фокусов и трюков с шелковыми платками.
После первых выступлений он решил попытать счастья на Кони-Айленде и недолго проработал там с Эмилем Жарроу, силачом, который мог написать свое имя на стене карандашом, держа его на вытянутой руке, к которой была подвешена шестифунтовая свинцовая гиря. Именно тогда Эриха впервые посетила мысль о совмещении иллюзионного искусства с необычными способностями тренированного человеческого тела.
Возвращаясь после выступлений, Эрих начал репетировать трюк освобождения от веревок. Проделывал он это на крыше своего дома по Восточной шестьдесят девятой улице. Его младший брат Теодор, которого прозвали «Дэш» за пристрастие к одежде броского покроя, с воодушевлением проводил долгие часы в обществе брата, связывая его. А Эрих часами неутомимо выпутывался.
Упражнения сыновей озадачивали их мать. Никогда в истории семьи Вейсов, из которой вышли несколько раввинов и талмудистов, и истории ее собственной семьи Стейнерсов никто не позволял связывать себя бельевыми веревками безо всякой видимой цели и смысла.
— Ты что, собираешься зарабатывать этим себе на жизнь, сын мой?
— Да ладно, мам, — улыбался в ответ Эрих. — Я репетирую. Вот увидишь, скоро обо мне заговорят!
У него действительно появилась идея, чуть позже оформившаяся в оригинальный фокус под названием «Метаморфоза» — трюк с сундуком, из которого предстояло выбраться закованному в наручники и связанному веревками артисту.
Так что в девятнадцать лет Эрих готовился начать карьеру профессионального иллюзиониста, и поспособствовать этому должна была Всемирная выставка, проходящая в Чикаго.
Когда они подходили к своему балагану — дощатому строению для цирковых и театральных зрелищ, — Теодор вдруг остановился:
— Я вроде не пил еще, а уже такое мерещится…
— Что такое?
— Посмотри, — указал в сторону озера Теодор. — Ты видишь то же, что и я?
На темных волнах, неподалеку от берега, покачивалась самая настоящая ладья викингов. То ли она выплыла из тумана минувших тысячелетий, то ли из книг начинающего фантаста Герберта Уэллса, но выглядело зрелище, как минимум, необычно. Казалось, сейчас с кормы спрыгнут воинственные бородатые скандинавы в рогатых шлемах и, сжимая в руках мечи и топоры, отправятся крушить чикагскую ярмарку, в первую очередь отдавая предпочтение дьявольским достижениям науки и техники.
Но как стало известно позже, таким образом приплывшие в Чикаго норвежцы всего лишь пытались оспорить первенство Колумба в открытии Америки.
Братья Вейс зашли в свою каморку, расположенную при балагане. Теодор вытащил из тайника последние пять долларов. Увидев, как Эрих осуждающе качает головой, он небрежно отмахнулся:
— Завтра начнем выступать и получать гонорар. А сегодня гуляем!
Братья вышли на улицу и влились в один из потоков многолюдной толпы, текущих во всех направлениях. Каждый день выставки собирал десятки, а то и сотни тысяч посетителей, съехавшихся не только со всей Америки, но также из Европы и Азии. Специально построенные для выставки сотни временных павильонов из-за своего цвета получили название «Белого города».
В этом городе были собраны все чудеса современного мира: надземная железная дорога, движущиеся тротуары, светящиеся фонтаны, ледяная гора и целая «улица удовольствий» с театрами, зверинцами и базарами.
А над всем этим возвышалась самая большая техническая новинка — первое в мире колесо обозрения. «Чертово колесо», которое сконструировал инженер Джордж Феррис.
Теодор задрал голову, восхищенно наблюдая за светящимися кабинками. Это был американский ответ на башню Александра Гюстава Эйфеля, построенную несколько лет назад для парижской выставки. Диаметр колеса Ферриса составлял семьдесят пять метров, что было выше шестнадцатиэтажного чикагского небоскреба, считавшегося самым высоким в мире. К ободу «Чертового колеса» крепилось множество огромных кабин, на шестьдесят человек каждая.