— Ты спишь? — прошептал я.
Шакал не ответил. Я придвинулся к нему вплотную и потрогал его ушко, легонько, кончиками пальцев погладил его ушную раковину и волосы возле уха. Он не проснулся, но все равно почувствовал, потому что его дыхание стало чуть глубже, похоже на вздох.
Я размышлял дальше. Мои мысли перенеслись теперь в Дом «Трава», к наступившему утру. Я тогда понадеялся, что Юрген отменит нашу встречу или забудет о ней, но не тут-то было.
Глава шестая
В которой писатель наносит визит гробовщику, где он в силу чужих семейных обстоятельств вынужден принести свои извинения; в которой писатель произносит нечто вроде молитвы.
Юрген не забыл о том, что мы условились встретиться. Под утро я снова прилег, но практически не смог спать, и еще за несколько часов до того, как Юрген приехал, чтобы забрать меня, и до того, как начало светать, я опять встал и бродил по Дому «Трава», дрожа, несмотря на то, что отопление работало на полную мощь: казалось, весь дом изнутри наполнен жидким льдом, и я хожу, погрузившись в него по пояс. Выпил большую чашку кофе: меня затошнило, закружилась голова, но теплее не стало. Некоторое время я раздумывал, не употребить ли чего из бара, чтобы согреться, но после некоторых сомнений все же отказался от этой мысли.
День начался медленной моросью и слабым ветром, который потихоньку усиливался. И дождь постепенно лил все сильнее, так что из-за капель, стучавших по крыше и желобам, я даже не услышал, как подъехал и остановился у палисадника черный «мерседес» Юргена. Была почти половина десятого, когда я заметил автомобиль: Юрген не сигналил, потому что знал, что я терпеть этого не могу, но несколько раз мигнул фарами сквозь дождевую завесу.
Если бы он вышел из машины и заглянул в дом, я, может быть, попытался бы отговорить его от поездки, но так как он остался за рулем и просигналил фарами еще раз, пути назад не было.
Я сел рядом с ним, и мне показалось, что автомобиль, как и дом, из которого я только что вышел, наполовину залит жидким льдом.
— Печка работает?
— На всю.
Когда мы отъехали, казалось, что автомобиль гораздо тяжелее, чем обычно.
По дороге в город X. я как минимум три раза просил Юргена притормозить, чтобы отлить на обочине. Ветер налетал рывками и со свистом поднимал полы пальто, так что соленые брызги собственной, мгновенно остывавшей, воды попадали мне налицо.
— Я когда замерзну, все время бегаю по-маленькому, — объяснил я Юргену.
Я втихаря надеялся, что он забыл адрес в городе X., но тут он открыл бардачок, чтобы достать тряпку и вытереть запотевшее стекло, и я увидел листок в клетку, на котором перьевой ручкой, ярко-синими чернилами жирными буквами был выведен адрес. Но, может быть, адрес из справочника неверный, или мы не сможем его найти.
В городе X., где мы ни разу не были, мы сначала поехали на вокзал. На большой привокзальной площади царило удивительное опустошение. Мы объехали площадь по кругу и увидели женщину, которая стояла и ждала вдалеке от входа. Юрген остановился, и я помахал ей, но как только она подошла к машине, я — непонятно почему — тут же пожалел, что не подождал, пока мы повстречаем кого-нибудь еще. К приоткрытому окошку наклонилась дама неопределенного возраста, одетая скромно, так что потом и не вспомнишь, как именно, но самое интересное, что у нее были абсолютно белые волосы, но цвет этот был нарочитый, будто она — крайне вызывающим образом — решила состариться на двадцать лет. Она не была блондинкой, волосы у нее были не седые и не осветленные перекисью, но все равно — белые, как недавно побеленная стена.
— Мы ищем Ривьирстраат, — сказал я.
Тут я заметил, что поверх ее, видимо, только что тщательно уложенной прически натянут тонкий, абсолютно прозрачный, идеальной цилиндрической формы чехол, в какие упаковывают дорогие букеты или коробки конфет; присмотревшись, я увидел, что от середины лица чехол расширялся почти под прямым углом, так что на миг — случайно или нет, скорее всего, из-за ветра, придавшего чехлу такую форму — он стал похож на бесцветный и прозрачный цилиндр.
— Ривьирстраат 8, — сказал Юрген, как дебил считывая адрес с листка.