Я не сводил глаз с фургона зеленщика у двери дома на другом конце улицы, куда мы непременно должны были дойти, и у меня в голове, сквозь трусливые мысли, будто принесенная совершенно безразличным завывающим ветром, прозвенела песенка со школьных времен «Вот идет Яп-зеленщик», которую я, бог его знает почему, соглашался петь вместе со всеми только по субботам; две последние и самые сумасшедшие строчки куплета звучали так:
Вспомнив слово корзина, я подумал не о каких-либо овощах, а вспомнил историю, которую рассказал один немецкий беженец у нас в гостях: он обязан был присутствовать при казни товарищей во дворе тюрьмы, после чего обезглавленное тело и голову бросали в корзину, я не решился спросить: в прямоугольную или в круглую. Вот зачем нужны такие истории? Да и по субботам, вспомнилось мне, я не подпевал, а просто беззвучно шевелил губами.
Дверь дома номер 8, где висела мраморная табличка, открылась. Кто-то что-то произнес, нам не было видно, кто именно, но зеленщик резко отшатнулся и помотал головой. Дверь опять закрылась. Зеленщик повернулся, опять помотал головой, будто совершил постыдную оплошность, сел в машину, отъехал и исчез за углом.
Я знал, что оказался теперь в ловушке или в западне: никаких вариантов, дороги назад нет.
Когда мы подошли к дому и по дорожке, выложенной плитками, прошли к двери, я понял, что меня пошатывает. Я позвонил и, услышав трель звонка, едва удержался, чтобы не закричать от ужаса.
Прошло довольно много времени, прежде чем нам открыли. Кто-то, судя по всему, вышел в коридор, затем вернулся в комнату, где был до этого, чтобы шепотом с кем-то посоветоваться. Лишь после этого дверь отворилась. В проеме показался молодой человек лет двадцати пяти, но старающийся выглядеть старше. У него были черные или очень темные, тщательно причесанные волосы, а гибкое тело было облачено в черный костюм, на первый взгляд — необычайно солидный, тонкой работы. До того, как я заговорил, в считанные секунды у меня промелькнула мысль, что, согласно блядской теории какого-то учителя средней школы, люди делаются похожими на свои профессии: торговец картошкой со временем станет походить на картофелину, у торговца битой птицей и дичью — голова будет как у курицы, и т. д. Первое, что бросилось мне в глаза — казалось, что передо мной очень изящный, блестящий ворон.
Я подумал, что молодой человек в черном, может быть, хотел казаться старше и солиднее, так как в его профессии это было выгодно. Под черным пиджаком была ослепительно белая рубашка с черным, тусклым галстуком. Из кармашка пиджака выглядывал уголок фиолетового шелкового платочка. До меня донесся сильный, но довольно приятный запах одеколона или лосьона после бритья, употребленного в чрезмерном количестве. Я хотел заговорить, но увидел, что дверь слева, через которую он, видимо, вышел в коридор и которая осталась открытой, из-за сквозняка стала закрываться, а железный фонарь с желтым матовым стеклом, висевший в прихожей на потолке, — позвякивая, раскачиваться. Я быстро показал на движущуюся дверь, и ворон повернулся, чтобы ее закрыть. Его приличная, сшитая на заказ и для официальных случаев одежда не превращала его в старика, скорее, придавала ему нечто мальчишеское, и, когда он обернулся, костюм не утаил, но подчеркнул необыкновенно красивое, гибкое тело почти атлетического сложения. Волей-неволей я представил его себе обнаженным: лицо у него довольно бледное, но все остальное — я знал это — должно быть с легким оливковым оттенком, кожа красивая, почти темная, бархатистая, а Тайный Уд — великолепной формы, очень волнующий, будучи безжалостным и беззащитным одновременно. «Можешь избить меня», вдруг ударило мне в голову. Я сглотнул.
— Я хотел бы заказать у вас гроб, — начал я, поздоровавшись.
Ворон быстрым взглядом смерил меня с головы до ног.
— Могу я узнать, кто вас к нам направил? — спросил он вежливо.
— Никто, я сам. Хотел заказать гроб, у вас, — попытался я объяснить и добавил, заискивая: — Но, может быть, нам нужно было поехать в мастерскую, а это ваш домашний адрес.
Я понял, что меня потряхивает и я говорю, слегка заикаясь.
Над ступеньками не было ни крыши, ни навеса, и иногда ветер порывами обрушивал дождь на нас с Юргеном.
— Проходите. Не стойте на улице, — произнес ворон вежливо и отступил, когда в ответ на его предложение мы прошли в коридор.