— Приветствую Тебя… — попытался я привычно прошептать.
Однажды, молясь очень страстно, я увидел — кроме шуток — что статуэтка в какой-то миг улыбнулась. Теперь же неизмеримо далекое лицо глубочайшей Спасительницы и высочайшей Восславленной казалось совершенно неподвижным, безучастным к любой боли, и ужасу, и сомнениям, и вине любого человека. Я уставился на украшенные перламутром маленькие святцы у подножия фигурки. На них стояла дата: 25 марта, и под ней розовым мелким курсивом было написано: Благовещение. Все находилось в роковой и таинственной связи, но кто мог это постигнуть? Я знал лишь, что произошла беда. Мой поступок был не просто плохим, он был не просто отвратительным распутством, не просто обыденным преступлением по отношению к беззащитному ребенку: он должен был стать, и был, и останется навсегда горестью моей обреченной жизни.
В первый день Материнства вечно Коронованного, в день Девы всех дев и Невинности всех невинных, я — навсегда — замарал, затронул и запятнал Ее честь, оскорбив честь беззащитного ребенка. Один единственный раз, самый первый раз мне было дозволено дотронуться до девушки, и ужасным актом смертного греха я на всю оставшуюся жизнь обесчестил ту, что была доверена мне непорочной и невинной.
Это неизмеримое несчастье и беда, в которой я виноват больше всех и в которую сам себя втянул, определит всю мою жизнь. Я и не знал о том, что это был первый, он же последний раз во всей моей загубленной жизни, когда я прикоснулся к женщине. На протяжении всей жизни мои грешные желания всегда будут направлены на еще более развратный, еще более оскорбительный для Святого Духа грех: общение и противоестественное совокупление с мужчинами и Мальчиками.
Я не знал — еще не знал — что, рожденный в грехе, боли и низости, всю свою жизнь буду приговорен к совершению все более нечестивых грехов. Даруют ли мне перед смертью прощение? Никто и никогда не сможет простить и спасти меня, от Нее только должно исходить прощение и Милосердие, только от Нее, Рожденной в Невинности, которую своим ужасным проступком я так вероломно обесчестил в лице невинной девушки.
Только теперь я четко осознал происходящее. До меня дошло, что в машине невыносимо жарко. Я подбежал к двери, ведущей в кузов, отомкнул ее и распахнул: удушливая, влажная волна горячего воздуха хлынула мне в лицо. Я зашел в темный кузов. Было мертвенно тихо. Я открыл люк в крыше, еще один, и огляделся. Из тысяч малюсеньких пернатых — находившихся в похожих на клетки квадратных ящиках, поставленных друг на друга — не шевелился ни один: изобилующее жизнью поголовье превратилось в неподвижный груз бесполезной, жалкой, скученной падали.
IV
ВОСКРЕШЕНИЕ
…воскресшего из мертвых
Глава десятая
В которой писатель наносит визит в Королевский Дворец, и Королева спрашивает его о самом волнующем событии его жизни; в которой он рассказывает Ее Милости о смерти двух братьев по оружию, но засомневавшись и струсив, не решается заговорить о непроизносимом.
Мальчики, да, всегда Мальчики… Всю последующую жизнь мной будет повелевать эта единственная неутолимая страсть: любовь мальчика или мужчины… В первые годы эта страсть порой доводила меня до мыслей, что я сумасшедший, ну или схожу сума… Мне приходилось скрывать свою любовь, и я, теряя дар речи, наблюдал за волшебными появлениями морских разведчиков, военных матросов, молодых каменщиков и — служа офицером под флагом Отечества — молодых рекрутов под моим командованием, которым я, под угрозой злословия и позора, мог доверить наименьшую долю моих чувств: нежности, божественного поклонения и сердечной страсти.
(Иногда, очень недолго, я бывал счастлив или думал, что счастлив, когда, беззащитно доверив свой секрет, пытался посвятить себя любви к кому-то; но и это редкое счастье было преходящим.)
Так как моя семья со временем породнилась с Королевской, я бывал при Дворе и часто собирался рассказать Королеве о своем прошлом — вдруг, без обиняков или отговорок. (Немногим — прежде и сейчас — из моих сограждан известно, что во времена первых робких попыток записать то, что происходило со мной в жизни, именно Королева поддерживала меня до самого конца.)
Однажды в воскресенье, когда во дворце был довольно спокойно и Королева не ждала других посетителей, она вдруг спросила про самое волнующее событие моей жизни. Я тогда как раз начал работать над новой книгой, но предпочитал пока об этом не рассказывать. Мой секрет чуть не сорвался у меня с языка, но я промолчал, замешкавшись, лихорадочно перебирая все события моей жизни.