Ее Милость ненадолго замолчала.
— Вы меня осчастливили, — заключила она, — я желаю вам хорошо поработать, желаю вам вдохновения.
— Это я должен благодарить Вашу Милость, — произнес я в ответ.
У меня опять чуть не навернулись слезы на глаза.
— Когда вы начнете книгу? — спросила Королева. — И знаете ли уже, о чем она будет? Говорят, писатель до самого последнего момента не знает, о чем будет писать и какие персонажи появятся в книге.
— Я надеюсь начать очень скоро, — ответил я. — Ваша Милость спрашивает, о чем будет книга. Как же объяснить в нескольких словах?.. Я назвал бы это жизнеописанием…
— Значит, о вашей жизни… О вашей собственной жизни… обо всем, что довелось пережить?
Я кивнул.
— Ну, это, должно быть, немало.
— Я многое пережил, Сударыня, — ответил я, — но также о многом я еще не писал, ни разу не доверил бумаге, ни в одной из книг.
Я глубоко вздохнул. Снаружи уже начинало темнеть, и от легкого дуновения поднимающегося, но еще слабого вечернего ветра в саду упали на землю несколько преждевременно пожелтевших листьев.
— Я сделал в своей жизни мало хорошего, — продолжал я, — и очень много плохого. И в этой книге я хотел бы написать о совершенном зле и грехе… Если мне хватит на это сил и мужества…
— Это будет, должно быть, очень толстая книга, — сказала Королева, и в ее глазах появились шутливые искорки. — Вы опять спрячетесь от нас надолго? И куда вы направите стопы? Поедете в свое одинокое далекое поместье, вдали от наших границ?
— Да, Сударыня. Но прежде чем я начну работать над книгой в моем Замке, в тишине и покое, я хочу отправиться в паломничество. Хочу сначала все объяснить той… той…
Я засомневался и вздохнул. Странный стыд или совестливость, непонятная мне самому, охватила меня.
— …объяснить кому? — спросила Королева.
Робость не давала мне открыть рта, но мне все же пришлось ответить:
— Я хочу пойти к Ней, к Надежде Мира и Надежде Для Всех, — тихо произнес я и, полный загадочного стыда, отвел взгляд и посмотрел за окно. — Я хочу открыть сердце Матери Божьей. Я собираюсь… в Лурд.
— В Лурд?.. — задумчиво повторила Королева. — А вы бывали там раньше?
Я кивнул.
— Там должно быть очень красиво.
— Красиво?.. — Переспросил я. — Там… как в сказке…
Но если там не был, не поймешь… Грот, и вечный свет, и вечно заснеженные верхушки гор, Источник, который открыла маленькая Бернадетт, вырыв собственными руками… Ваша Милость ведь знает эту легенду?..
Королева кивнула.
— Может, это глупость, — продолжал я, преодолевая стыдливость, — или дурная ересь, что всю сердечную тяжесть я хочу принести Ей… Что я, в сущности… в глубине души… почитаю и люблю Ее больше… чем Ее Сына… Может быть, непозволительно обращаться к Ней и только к Ней со всеми своими грехами и страданиями и болью?..
— Разве не Ее называют Всемилостивой Владычицей? — сказала Королева. — И мы ведь знаем, что Ее заступничество не может не подействовать?..
— А Ваша Милость бывали когда-нибудь в Лурде?..
— Нет… В молодости так и не получилось, а теперь… государственные дела… Но я знаю это место по песням, музыке и прекрасным картинам… и я знаю, что это великое место паломничества… Да, я часто испытывала непреодолимое желание отправиться туда, попросить утешения… Столько страданий…
Теперь Ее Милость в свою очередь отвела глаза и застенчиво произнесла.
— Я однажды подумала… — тихо продолжала она, — я думала… может ли кто-то… за другого…
— Наверняка может, Сударыня…
— Я имею в виду: захотел бы кто-нибудь… кто-нибудь… пойти в паломничество… за меня?..
— Конечно, Сударыня.
— Думаете… такое возможно… чтобы кто-то пошел вместо меня, за меня?..
— Я пойду… за вас, Сударыня.
— Думаете, так можно?..
— Если Ваша Милость так пожелает и прикажет… то я совершу это паломничество… для вас, с вашими намерениями… и пройду за вас до самой статуи Восхваленной и Венценосной… и… возложу цветы?..
— Цветы… Да, замечательно… Да, цветы…
— Какие цветы, Сударыня?
— Их столько разных на свете, сударь…
— А если, Сударыня, я возьму с собой в простом горшочке прелестное растение… Капскую фиалку?..
— Капскую фиалку, говорите?..