Коммуна не только обеспечивала все свои нужды, но и отдавала в поднебесный бюджет четыре с половиной миллиона рублей в год.
Иногда Анне Гермогеновне снились тревожные кладбищенские сны: на неё нападала агрессивная коммунистка с ломом, в темноте метались почтари. Хранитель Абезгауз, имеющий привычку читать по ночам, слышал стон, скрипы панцирной сетки и общее беспокойство воспитательницы, учтиво будил Анну Гермогеновну, приглашал её выпить чаю, поесть что-нибудь на тихой кухне и совместно посмотреть на луну.
Система батыров ВСРУЛа при всех её несовершенствах и уйме провалов долго работала: практиковалась отправка кадров и кадавров в обратную сторону, стучала клавиатура, выписывались билеты с Того света. Геодезисты с Калибановым служили Родине в горячих точках, Демьян Власьевич был крупной военной шишкой, главным тайным консультантом, неуязвимым, неуловимым, то на поле брани, то в Кремле.
На Том свете он регулярно встречался с полковником Смоловым и майором Перовым. «Церти, мошельники», — поначалу шипел Калибанов, но больше не пытался им втетерить — всё-таки они придумали систему, в которой он существовал и которой был по гроб обязан. Батыры не смогли объяснить, зачем тогда в лесу в него стреляли, просто сказали, что их система даёт досадные сбои на высшем непостижимом уровне.
В июне 1943 года самолёт Летягина попал под жёсткий огонь противника. Летягин прыгнул с парашютом, пока летел, получил ранение обеих ног, упал, закатился в кусты, ночью выполз, ужом добрался до оккупированной Козловки. Матрёна Ивановна спрятала авиатора, хотя её сын — слепой инвалид, — опасаясь расправы фашистов, противился. Летягин проживал на сеновале у Матрёны Ивановны, слышал, как слепой ругается с матерью. Иногда сын приходил на сеновал, чтобы проверить, здесь ли ещё Летягин. Он звал авиатора, но тот молчал, чтобы не выдавать присутствия, лишь тяжело дышал. Тогда слепец с белыми глазами начинал ползать по наваленному сену и хватать руками воздух. Он хотел вычислить и прогнать незваного гостя. Летягин отважно давал ему в морду раненой ногой.
Однажды не выдержали нервы у сына, он медленно, но верно пошёл в комендатуру сдавать Летягина. Летягин это дело просёк и уполз в неизвестном направлении. Слепой привёл фрицев, но авиатора не оказалось. Матрёна Ивановна сказала офицеру, что её сын сошёл с ума, что никого чужого в доме нет. Немцы поверили, но на всякий случай сожгли избу. Мать с сыном пошли жить в баню.
Летягин две недели ползал по болотам, готовил себе сырой омлет из яиц воробьинообразных и гусеобразных с добавлением подберёзовиков. Наконец, он пробился к своим. Свои постановили его расстрелять с конфискацией имущества как изменника Родины, оказавшегося за линией фронта; через час привели приговор в исполнение. Семью арестовали. Надежду Петровну Летягину отправили в Воркутлаг, чтобы стахановской добычей угля искупила предательство мужа. Колю и Галочку разместили в существующей сети детских домов.
В канцелярии полковник Смолов и майор Перов закрылись на совещание — на повестке стоял вопрос, что говорить расстрелянному Летягину, который в данный момент безвременья поднимался на лифте в поднебесное отделение ВСРУЛа. Как ему объяснить, почему, как такое могло случиться, что его пятилетняя Галочка плачет без мамы не в своей кроватке?
Красивый Смолов вздохнул, нажал на кнопку, попросил подать в кабинет три чая. Беспокойно постучали в дверь: авиатор Летягин явился с объективной критикой и докладом о загнивании системы полковника Смолова и майора Перова.
КОНЕЦ
ГРИША НЕДОКВАСОВ
(Гротеск в 13 частях)
Герои этой повести являются вымыслом автора. Они не имеют ничего общего с реальными людьми — живыми или мёртвыми.
Памяти Нины Гаген-Торн
Тихо по морю бегут
страха белые слоны.
1
Утром в парке Пётр Иванович Уксусов приставал к швее-бригадирше с неприличными предложениями — звал гулять по-княжески и кутить в казино: «Кто два раза в день не пьян, тот, простите, не улан!» Толстогрудая Катерина Ивановна визгливо смеялась над уланом, мальчишки кидали в него щепки и камешки, в толпе свистели. Швея ударила улана по уху. Пётр Иванович упал, горько заплакал, обозвал швею кикиморой и дурочкой с Фонарного переулочка, потом взбодрился, проехался на лошадке, подрался с усатым цыганом, подрался с аптекарем, у которого череп был обтянут зелёной кожей, подрался с товарищем милицанером. От нетрезвой жизни голова у Петра Ивановича треснула. «Пропадай моя головушка с колпачком и с кисточкой!» — крикнул нарушитель общественного порядка. Вскочив на косматую собачку, исчез за ширмой.