Высшее северное руководство управления лагерей прекратило поставку продовольствия на Мшаву. Говядина, сало, перловка — всё это было для фронта, всё для победы. Есть было нечего, голодные сторожевые собаки, давно не нюхавшие мяса, несколько раз цапали за ноги бедного старого Сивку, охрана лезла на вышки с вёдрами — всех мучила диарея от фасоли (кружка фасоли в день), невозможно было терпеть. Зэчки-ударницы требовали хлеба. Началась зима, к деревням за продуктами было не проехать, снежные крепости высотой с Сивку встали вокруг зоны.
Одна бригада взбунтовалась. Ударницы отказались работать, столпились вокруг костра, кричали, что без нормального питания стройку поднять не смогут. «Дайте нам снасти, мы пойдём на рыбалку! Дайте винтовку, мы пойдём на охоту!» — «Цево захотели! Молцать!» — огрызался начальник. Он грозил расстрелом, пальнул в небо, но это не помогало. Воспользовавшись перепалкой, Ф-149 опять ушла. Калибанов приказал Цветкову сторожить бригаду, при необходимости стрелять и спускать Дружка, а сам пошёл на задержание Фэ.
Женщины матерились, Вася взмок от волнения, Дружок гавкал. Прошёл час или два, а Калибанов с Фэ всё не возвращались, стало темнеть, подул ветер, начиналась снежная буря. Женщины потребовали, чтобы стрелок вёл их на зону, все устали от холода и голода, у кого-то портянки примёрзли к ногам. Вася развёл зэчек по баракам, измученного Дружка отправил греться в комнату к Тонечке, Нину Петровну послал проверить женщин на предмет обморожения, а сам с конвойцем Зыковым и его свежим Казбеком пошёл во тьму и бурю искать Калибанова с Фэ.
Фонарь с трудом пробивал снежную пелену, ветер свистел, как локомотив на ударной магистрали полковника Смолова и майора Перова. Кричать было бесполезно, Цветков и Зыков стреляли из винтовок, запустили сигнальную ракету. «Вижу, слышу, поцти добрались, вон конецный пункт, сейцас цай будем пить!» — покачиваясь, Калибанов шёл по заносимой снегом, исчезающей на глазах дороге. На спине он тащил избитую, но живую Фэ.
Пока Вася с Зыковым искали Калибанова, а Нина Петровна бинтовала зэчкам обмороженные ноги, на зоне случилась беда — пропали Тонечка с Дружком. Врач бегала по баракам, умоляла найти и вернуть ребёнка: «Женщины, отдайте!» Женщины Тонечку не отдавали, они требовали хлеба. Судя по всему, это был сговор. Ударницы заперлись в своих бараках. Где они прятали девочку, было непонятно.
Калибанов приказал выбивать двери. Зэчки стали грозить, что задушат ребёнка. «Еды! Мы не можем работать без еды! Накормите нас, мы вернём Тоню!» Ночью на зоне в морозном воздухе запахло жареным мясом: кто-то готовил Дружка.
Была оттепель, потом подморозило. Снежная поверхность превратилась в отличный наст. На санях стрелок Цветков приехал в деревню, чтобы собрать продукты. Женщины и старики положили ему в телегу десяток яиц, связку лаптей и несколько мороженых картофелин. «Иди за мясом к бабе Пане!»
Баба Паня жила в избушке на краю деревни, там не было ни сенника, ни хлева. Где же она берёт мясо? Две пушистые собаки весело лаяли на стрелка.
Паня впустила Васю и сразу полезла на жарко натопленную печь, она лежала на хрустящей россыпи сушёной черёмухи, подпершись локтём, смотрела на растерянного, расстроенного красноармейца. Её покойный муж был хорошим охотником, она ему помогала — загоняла кабана и лося. Паня умела поднять сохатого, была готова завалить его для мшавских доходяг. Но ей нужна была подмога.
Вася пришёл к Калибанову, вручил ему яйца и лапти и сказал, что срочно требуются люди для загона. Начальник злобно посмотрел на охранника сквозь мутные очки и закрылся «Лесопильщиком». Он пришёл к выводу, что ВСРУЛ не шлёт в лагпункты продовольствие с целью подтолкнуть ответственные лица к немедленной реализации на местах системы полковника Смолова и майора Перова, дающей необычайно высокие производственные показатели при минимуме затрат. Ответственное лицо Калибанов не оправдывал партийного доверия: на Мшаву шёл этап, а работа стояла, зэчки бунтовали. С тремя классами приходской школы он был не в силах постигнуть все тонкости, понять теоретические принципы этой выдающейся системы, лишь в общих чертах изложенные в прессе НКВД. Он остался за бортом лагерного соцсоревнования и явно плёлся в хвосте.