Старик развёл огонь, Костик, измученный холодом и тяжёлой дорогой, свернулся калачиком около каменки. Он несколько раз просыпался, видел, что Гриша разговаривает с охотниками. Гриша дал ему кусочек сала. Костик пожевал его — жёсткое — засунул за щеку, снова заснул, иззябшее тело согрелось, он перестал его чувствовать и будто бы парил в невесомости. Ночью Костику стало жарко, душно. Старик спал в углу, полуголый потный парень сидел на нарах и напряжённо вглядывался в Гришу, который вёл себя как-то странно: пытался встать и не мог. Костик заснул на минуту, упал в кошмар с тлеющими углями и выкипающей водой, усилием воли стряхнул сон. Гриша лежал на нарах с открытым ртом, парень замотал его руку тряпкой и пытался ножом отрезать палец. Гриша застонал. Костик страшно закричал, схватил копьё. Старик проснулся, совершенно не удивился тому, что здесь пытаются отрезать палец, шуганул кривоглазого, перевязал Гришину рану. Палец был спасён.
Костик до утра таращил глаза, с копьём сторожил мёртвым сном спящего друга и плакал от страха. Парень со стариком ругались на своём странном языке: всё «зэки» да «зэки», «дырник» да «дырник». Гриша зашевелился, застонал, схватился за голову, схватился за руку, замотанную окровавленной тряпкой. Старик цыкнул на парня, тот выскочил из избушки. Старик накинул Грише на плечи тулуп как бы в подарок и стал выпроваживать гостей: «Идите к дырнику, прямо, прямо, налево, налево, нёль-нёль, дырник, керка-кык, керка-кык». Так Костику слышалось. Покачиваясь, Гриша вышел из избушки, Костик его поддерживал. Парень колол дрова, посмотрел злобно на «зэков» и всадил топор в полено.
Это был указательный палец на правой руке. На левой вместо большого — давний обрубок.
— Гриша, почему ты заснул? Ты шатался и говорить не мог, ты мычал. Почему ты так мычал?
— Костик, не могу говорить. Подожди, я сейчас упаду. Всё, пойдём... Без этого пальца я бы не смог кукол водить. Стал бы зрителем. Тебе одному пришлось бы выступать, Костик.
— Что ты! Я не умею! Зачем ему понадобился твой палец?
— Может быть, для колдовства. Петя бы нам объяснил. Или суп сварить. Или отнести в милицию. Ему бы сахару дали за палец с отпечатком зэка. Он ведь и бушлат забрал. На бушлате номер. Он меня грибами кормил. Угощал. Сам не ел, всё мне скормил. Он плохой человек, Костик. Опасный. Ты людям не доверяй. Приглядывайся. Если я вдруг помру.
Артисты шли по лесу, Гришу рвало. Забрели на болото. Хрупкий лёд, ярко-зелёный мох хрустели под ногами. Гриша привалился к кочке, у него было обезвоживание. Костик собирал замёрзшие ягоды, которые от тепла превращались в бурое месиво, и с ладони вмазывал их в Гришин рот.
Надо было идти «нёль-нёль» налево в указанном направлении, в поисках того, кто сможет помочь без членовредительства, либо возвращаться к охотникам и просить, чтобы отвели обратно к реке. Гриша старался идти быстро, но шатался от слабости, тупо смотрел себе под ноги, его посещали странные видения: мох казался порослью доисторических деревьев, собственные сапоги — каменными глыбами, которые всё крушат. Казалось, что отовсюду надвинулись тени, сбежались духи леса — вот они бормочут, высовываются из веток. Гриша садился под ёлку и показывал Костику тётку в платочке: «Пойди, Костик, спроси у неё, где зона». Костик тряс Гришу, молотил его по голове кулаками, чтобы прогнать тётку. Тётка исчезала, Гриша с трудом поднимался, брёл по тропинке дальше. Тётка снова прыгала по кочкам, хихикала и задирала себе подол, словно подвыпившая Гвоздева.
В этом лесу водились звери. Артисты видели лосиные орешки, заячий горох, большую кучу говна, похожую на медвежий пирог, рядом валялся обрывок «Социалистического Севера».
Гриша остановился. Среди хвощей и папоротников блеснул бурный поток. Костик толкал его в спину — пойдём, ну пойдём! — а Гриша, покачиваясь, пялился на непонятную реку. Сознание прояснилось: хвощи съёжились в мох, по мху была протянута проволока. «Осторожно, Костик!» — Гриша встряхнулся, нашёл сук, ткнул в проволоку. Что-то сорвалось с дерева, будто птица, и в землю воткнулась стрела. «Всё, Костик, дальше не пойдём, здесь натяжки. Я должен поспать». Гриша заснул. Костик собрал палочки, развёл костерок. Ночью Гриша проснулся, ему стало лучше. Он притащил старую ёлку, кинул в угли. Вспыхнули коричневые ветки, взлетели искры. Духи леса пересвистывались, перешёптывались. Они придумывали казнь для активистов КВЧ, вторгшихся в их владения. Костик спал. Гриша следил, чтобы волосы и одежда ребёнка не загорелись от жара костра. «Третья ночь на свободе. Что будет завтра?»