На реке я провел больше ночей, чем где бы то ни было. Она, считай, моя спальня, а эта лодка – колыбель, хоть я и редко отправляюсь на боковую до утра. Но прошлой ночью… мне иногда казалось, будто и не Гьолл это вовсе, а какая-то другая река, та, что течет прямо в небо или где-нибудь под землей.
Сомневаюсь, чтоб вы заметили, если только не загуляли допоздна, но вчера была тихая ночь с редкими порывами ветра. Дунет слегонца, как человек ругнется, и замрет, а потом – опять. А еще – туман, густой, точно вата. Он висел над водой, как обычно, то бишь между ним и рекой оставалось столько чистого пространства, чтобы прокатить винный бочонок. Большую часть времени мы не видели огней на обоих берегах, сплошной туман, куда ни глянь! Раньше я трубил в рог для тех, кто не видит наших огней, но в прошлом году уронил его за борт. А рог-то был медный, вот он и пошел на дно, с концами! Потому прошлой ночью я кричал во весь голос, стоило мне почуять рядом другую лодку или что еще.
Ну так вот, примерно через стражу после того, как опустился туман, я сказал Макселлиндис, чтоб шла спать. Оба паруса были подняты, и при каждом порыве ветра мы чуть продвигались вверх по реке, а потом я снова выбрасывал якорь. Вам, оптиматы, наверное, невдомек, но таков уж речной закон: те, кто идет вверх по течению, держатся берегов, а идущим вниз открыта середина. Мы шли вверх и должны были прижиматься к восточному берегу, но кто там разберет в таком тумане.
Затем слышу – гребут. Всмотрелся в туман – никаких огней, тут я и закричал, чтоб они сменили курс. Потом перегнулся через планшир и поднес ухо ближе к воде, для лучшей слышимости. Туман вроде бы всасывает шумы, но хочешь слышать все лучше некуда, опусти голову под туман – звуки-то разносятся над самой водой. В общем, сделал я именно так, и, похоже, на нас двигалась здоровая махина. Если имеешь дело с хорошей командой, на слух число весел не сосчитать – больно слаженно работают гребцы. Но большой корабль на быстром ходу шумно рассекает носом воду. Этот был большим. Я поднялся на рубку, пытаясь разглядеть его, но так и не заметил огней, хотя точно знал, что он где-то рядом.
А когда спускался, наконец увидел его: четырехмачтовый галеас с четырьмя рядами весел и без опознавательных огней быстро шел по фарватеру в опасной близи от моей посудины. Ну, думаю, молитесь там, внизу, оно летит, как сказал бык, сорвавшийся со снастей.
Конечно, я лишь мельком видел тот корабль, прежде чем он снова пропал в тумане, но я еще долго слышал его. У меня не проходило странное чувство, и я вопил, почти не переставая, хоть поблизости и не было других судов. Кажется, мы проплыли еще пол-лиги или чуть меньше, и тогда я услышал чей-то вопль. Но то был не ответный окрик, а будто кто-то продолжил мой. Я кричал снова и снова и слышал то же самое. Я узнал этот голос, он принадлежал Трасону, такому же хозяину лодки, как и я.
«Это ты?» – позвал он, а я откликнулся и спросил, все ли с ним в порядке. И тут он как крикнет: «Швартуйся!»
Я, понятно, ответил, что не могу: мол, везу моллюсков и, пусть ночь прохладная, хочу продать их как можно раньше. А он опять: «Швартуйся! Скорее швартуйся и ступай на берег». Ну, я ему в ответ: «А ты чего ждешь?» И тут он как раз появился из тумана. Лодка была перегружена сверх всякой меры – пандурами, я бы сказал, но все пандуры, которых мне доводилось видеть, имели смуглые лица, почти как у меня, а эти казались бледными, точно туман. У них были скорпионы и вулги – я видел их кончики, торчащие над гребешками шлемов.
Я перебил рассказчика, спросив, не обратил ли он внимание на истощенный вид солдат и их неестественно большие глаза.
Он покачал головой, усмехнувшись уголком рта.
– То были крупные мужчины, крупнее тебя, меня и любого на этой лодке, на голову выше Трасона. Но пропали из виду так же быстро, как и галеас. Других кораблей я больше не встречал до тех пор, пока не рассеялся туман. Однако…
– Ты видел кое-что еще. Или слышал. Он кивнул.
– Я подумал, может, потому-то ты и явился сюда со своими людьми. Да, я видел и слышал всякие странности. Тут, на реке, я насмотрелся такого, чего никогда прежде не встречал. Макселлиндис, проснувшись и выслушав меня, сказала, что это были морские коровы. Дескать, они кажутся бледными при лунном свете и могут сойти за людей, особенно издалека. Но я немало повидал их с детства и ни разу не путал этих тварей с людьми. Еще я слышал женские голоса, не громкие, но внушительные. И не только женские. Я не мог разобрать, что они говорили, но уловил интонацию. Знаете, как бывает, когда звуки разносятся по воде? Они вроде бы говорили: «так, мол, и так». А потом другой, более низкий голос, но, по-моему, не мужской… так вот этот низкий голос, похоже, отвечал: «Ступайте и сделайте то да се». Женские голоса я слышал трижды, а низкий – дважды. Вы не поверите, оптиматы, но порой казалось, будто голоса доносятся прямо из реки.