— Он был там! Я видела парус!
Я пожал плечами, опускаясь обратно под скамью. Воды в лодку натекло уже прилично, пора бы вычерпать, но ни сил, ни желания на это у меня не было. Да и погружение в воду уже не вызывало неприятных ощущений — наоборот, казалось, что жажда становится меньше.
— Не тревожь меня из-за подобной ерунды, — проворчал я, закрывая глаза. Нам полагалось уже быть мертвыми сегодня, но позавчера нам удалось наловить немного рыбы. Или это было третьего дня? Время расплывалось, текло мимо разума, холодно и безразлично, как вода мимо опущенной за борт руки. Даже если волнение стихнет и у нас хватит сил снова устроить рыбалку, это только отсрочит конец. Ну и ладно. Если бы я действительно хотел выжить, мне бы следовало оглушить и связать вергу в первый же, проведенный нами в открытом море, день. Крови в ней много, если цедить каждый день понемногу — мне хватило бы на месяц. Теперь уже поздно — она меня сильнее. Бестии выносливее людей. В ночь до того, как мы наловили рыбы, я пытался её убить. Силы уходили, разум мутился, но я понимал, что утром, скорее всего, уже не проснусь. Я пытался вытащить меч, но руки не слушались, бессильно елозя по корке соли, покрывающей ножны. В отчаянии я подполз к спящей бестии и попытался перегрызть ей горло. Она отшвырнула меня, как котенка, я потерял сознание и очнулся уже днем — от вкуса льющейся в рот крови — маслянистой, густой и с резким рыбьим запахом. Стараясь не упустить ни единой капли живительной влаги, я сожрал целиком, со всеми потрохами, три небольшие, величиной с ладонь, рыбешки. Съел — и умудрился удержать их в желудке, как они не просились наружу. После этого у меня появилось достаточно сил, чтобы поучаствовать в рыбалке. Толку, признаться, от меня было немного — хотя я через некоторое время и наловчился попадать тонким трофейным мечом в проплывающих мимо лодки рыбешек, большинство из них соскальзывали с гладкого лезвия и уплывали, оставляя лишь тающее на глазах облачко крови. У верги рыбалка шла удачнее — цепляя когтями, она выдергивала в лодку рыбу за рыбой, и почти ни один её выпад не пропадал впустую.
К сожалению, продолжалось так недолго — в один момент мелькающие вокруг лодки силуэты вдруг бросились врассыпную от появившейся откуда-то стремительной веретенообразной тени, длиной не меньше самой лодки. Вода увеличивает находящиеся в ней предметы, но даже с учетом этого было ясно — эта рыба будет сама не прочь перекусить нами. Потом появилась вторая такая же, разве что чуть поменьше. Вдвоем они долго кружили вокруг лодки, потом пропали так же неожиданно, как и появились. Мы снова с надеждой начали вглядываться в воду, я увидел поднимающееся из тьмы глубин какое-то округлое пятно, приготовил меч, и вдруг с ужасом понял, что вижу глаз — чудовищных размеров глаз, с равнодушием взирающий на меня из бездны.
Вода вокруг забурлила, расступаясь перед тушей чудовищных размеров существа, я вцепился в борта лодки, ожидая, что нас сейчас поднимет в воздух, но тот, кто был под лодкой — кто бы это ни был — не стал всплывать, а просто проплыл мимо, на глубине вытянутой руки. Глаз медленно ушел вперед, а под лодкой долгое время тянулось и тянулось бугристое серо-голубое тело, покрытое какими-то наростами, ракушками, пучками водорослей, прилипшими странными рыбами, пока не закончилось, наконец, колоссальных размеров плоским хвостом, одно ленивое движение которого заставило нашо утлое суденышко закружиться на месте. Только минут через пять я смог выдохнуть и разжать сжатые в судороге руки. Вспомнились мне холмы Фалены и движущийся над ними силуэт невообразимых размеров лисы. И застывшие в священном ужасе егеря. Так я и не узнал потом, хоть и пытался, у кого же хватило сил сбросить оцепенение и выпустить первую стрелу из баллисты. Похоже, стрелявший сам этого не осознал и не запомнил.
Если я вдруг выживу, то ни к чему плавающему на полет стрелы больше не подойду. Вполне допускаю, что встреченный нами монстр — мирное безобидное существо, в разы менее опасное даже одинокого волка, но я лучше выйду один на один со стаей вергов, чем соглашусь снова оказаться в лодке рядом с чем-то эдаким. И дело вовсе не в опасности — смерть везде смерть и неважно, кто её тебе подарил — разъяренный урс или рой диких пчёл. Дело в бессилии — в осознании полной и абсолютной собственной ничтожности — что бы я сейчас ни сделал, как бы не напрягал весь свой разум, все мышцы и душевные силы, впечатления на раскинувшийся вокруг океан и на его обитателей я произведу не больше, чем брошенный в воду камешек. Так какой тогда смысл развивать ум и тренировать мышцы? Нет, что ни говори, а море — не людская стихия, нечего людям тут делать. На земле всё-таки не так.