Выбрать главу

Да что там говорить, если и по сей день, выбирая между двумя хуторами, верги скорее нападут на тот, что красными флажками не огорожен!

Наконец, вожак голову поднимает. И взгляд его меня настораживает. Неужто я-таки просчитался, и он сейчас отдаст команду всем меня атаковать? Осторожно кладу ладонь на рукоять меча.

— Согласен, — говорит верг и торжествующе скалится, обнажая внушительный набор клыков, — один на один по очереди, но с условием: без оружия.

И, с этими словами, он снимает с шеи перевязь с висящим на ней внушительным тесаком и роняет её в траву. А я пока в траву только челюсть уронил. Стою, рот раскрыв, глазами хлопаю, и понимаю, что план мой на одном волоске над пропастью повис. В стае фырканья слышны, верги скалятся довольно, во взглядах, на вожака устремленных — сплошное обожание. А я всё в себя прийти не могу и поверить, что уши мои меня не обманули. Как это «без оружия»? Мать вашу лохматую, как?! Клыки ты тоже выплюнешь и когти с пальцев снимешь? Догадываюсь, что нет. А то, что мне когтям и клыкам противопоставить нечего, это в счёт не идёт, разумеется. И возразить я на этот счет ничего не могу, это ж даже по людским меркам жалко выглядеть будет. Но каковы твари, а? У них в языке и слова-то такого нет — оружие. У них «гхар» — «клыки», а «гхас» — один клык. Или нож, без разницы. Говори мы на вержьем, он своего требования и сформулировать бы не смог. Они что, теперь не на вержьем думают, а на человеческом, что ли?! Но поумнели, твари, поумнели. Ох, беды нам с ними будет.

— Хорошо, — говорю я, пояс с мечом отстегиваю и медленно в траву кладу, лихорадочно придумывая, какое бы требование в ответ выдвинуть, чтобы и положение свое улучшить и трусом не выглядеть. Но ничего не придумывается. Ну да ладно. Попробую так потрепыхаться. Шансов у меня теперь, конечно, поменьше стало, но они еще есть.

Вытаскиваю ножи из пазух, карманы выгребаю. Унгву, однако же, в кармане рукава сохранил — толку от этого, длиной в полпальца, клинка, немного, но и то лучше, чем ничего. Нащупал трубку «Жала Химеры» под лентнером. И приказал себе даже думать о нем забыть. Лучше бы его тоже выложить, от соблазна подальше, но не буду — «Жало» у меня увидев, верги запросто и наброситься могут всенм скопом, договор недавний забыв — уж больно они этого оружия не любят.

— Я готов, — говорю я, выпрямляясь. Верги медленно расступаются, образуя небольшой круг. На месте остаётся только один — совсем молодой. Ну, здесь они себе верны, похоже.

Первыми пойдут самые слабые. Я стою в расслабленной позе, слежу краем глаза за приближающимся по сужающейся спирали вергом. Уши у него торчком, глаза шальные, хвост непроизвольно из стороны в сторону подёргивается — не похож он на опасного противника. На щенка играющего он похож.

— Что тавро ваше означает? — спрашиваю я его на имперском. На ответ я не рассчитываю, просто надеюсь по реакции сообразить — поймёт он меня или нет. Ну и отвлечь, конечно.

Но верг замирает.

— Что?

На имперском, кстати, ответил. Неужели они и вправду теперь на нём думают?

— Тавро, — я взглядом на грудь ему показываю — там три закорючки вытатуированы друг над другом. И если верхнюю еще за луну (очень любимый вергами символ) принять можно, то насчет двух остальных я в затруднении. Верг выпячивает грудь.

— Ветер, кровь и серебро! — сообщает с воодушевлением, — мы — клан Волчьего духа!

— Волчьего духа? — переспрашиваю я и демонстративно втягиваю ноздрями воздух. На вержьем-то — «дух» и «запах» ни в каких вариантах похоже не звучат. А вот на имперском их клан довольно двусмысленно называется. Чую я, быть им у нас «Вонючками». Верг яростно сверкает глазами и начинает отповедь:

— Нет! Не духа… — но я ему договорить не даю. Даже как-то обидно от такой беспечности.

Я ж целый лейтенант егерей, мной лично убиённых вергов — на приличных размеров клан наберётся. А он — как перед пустым местом распинается. Ну нельзя же так.

Щенок настолько увлекся собственной речью, что мою подсечку просто не видит.

Он даже рот не успевает закрыть и так и валится на землю — с открытой пастью. Думаю я, вкус этой травы он всю жизнь помнить будет. Я обеими коленями на спину ему падаю, потом удар кулаком в основание черепа намечаю. Ударь я со всей силы — и лежать ему на земле со сломанной шеей. Но я сдерживаюсь. Отпрыгиваю в сторону, опускаю руки.

Щенок быстро переворачивается на спину, приподнимается на локтях. В глазах — отчаянная обида, еще чуть-чуть добавить — скулить начнет, а это уже позор несмываемый.

Он оттого и встать не торопится: надеется, что я его сейчас добивать буду. А я вот — не буду. Ни добивать, ни добавлять. Хоть и хочется. Но в стае и так напряжение недоброе — не очень-то моя победа на честную похожа. Да и вожак ему уж больно выразительные взгляды в спину бросал, как бы этот щенок — не его щенком оказался. Ладно, будем выходить из положения — поиграем в благородство.