Тут она нож быстрым движением выхватила и полоснула им у меня за ухом. Я даже дергаться не пытался — смысл? Да и не в меня она целилась — я сразу заметил. Ремень, в несколько оборотов вокруг моей головы обернутый, ослаб; я головой замотал, ремень скинул, а потом уже и кляп выплюнуть можно стало. Что я и не замедлил сделать.
Хорошо-то как. Не в том смысле, что приятно, хотя это тоже, конечно. Пропитанная рвотными массами жесткая тряпка во рту самочувствия не улучшает. Но главное, что я теперь свободно говорить могу. И, стало быть, могу попытаться скорую свою судьбу изменить слегка. Признаться, не очень мне хотелось умирать несколько часов, глядя на то, как верги обгладывают мои же кости. Уж лучше сразу. И шансы есть — что верга эмоции плохо в узде держит, это я уже заметил. Молодая еще, да и характер такой, видимо. Если разозлить её хорошенько, может и не сдержаться. Только непонятно пока — как.
Оскорблять бессмысленно, этим я её только повеселю — не то у меня положение. Да и сообразит она сразу, чего я добиваюсь. Так что — умнее надо действовать. Помолчу-ка я, подожду. Не просто так же она кляп мне выплюнуть позволила. Поговорить хочет, скорее всего — ну так я не против.
Самка молча нож в ножны вложила, перевязь поправила, а потом вдруг и спросила:
— Зачем ты мне поддавался?
Я аж всерьез удивился.
— Поддавался? — переспросил я и принялся пристально взглядом повязку её на груди изучать. Но она от моего вопроса только отмахнулась, как от мухи назойливой.
— Да. Поддавался. Ты Рорха победил, он лучший боец во всём клане, мне до него далеко.
Ты мог бы тремя ударами бой закончить и победителем выйти. Шрас тогда не успел бы гневу поддаться и честь свою потерять. Ты играл со мной, да? Как кот с мышью? Почему ты бой затянул!? Отвечай! — и смотрит мне своими изумрудными глазами прямо в душу.
— Потому что ты красивая, — выпаливаю я вдруг, сам не поняв, с какой стати. Верга даже отшатывается на шаг. Глаза у неё становятся, как у двухнедельного котёнка — большие, круглые и почти пустые — ни одной мысли в них, только отчаянная грусть от полного непонимания происходящего.
— Х…ращ… х-ращ? — спрашивает потрясенно («Что? Что?») Ага. Всё же не на имперском они думают — на своем.
— Красивая ты, — повторяю я, — поэтому тяжело мне было тебя ударить. Не только с тобой всю схватку боролся — с собой тоже.
Самка скалит зубы и тянется к ножу. Потом опускает лапу и сообщает мне:
— Ты сошел с ума, человек.
— Я сошёл с ума, — соглашаюсь, — так. Другого объяснения у меня нет.
Выдыхаю и добавляю:
— Даже вот сейчас — мне тебя разговорить надо, попытаться убедить сделать то, что мне нужно, а я вместо этого чушь всякую несу и тобой любуюсь.
Это для неё уже слишком. Прошипев что-то сквозь зубы, она выхватывает нож и одним движением почти втыкает мне его в глаз — острие замирает на волосок от зрачка. К счастью, мне удаётся не моргнуть. Верга, оскалив зубы и прижав к голове уши, смотрит мне в глаза — холодным, злым и испытующим взглядом. Я смотрю в ответ — не моргая, не отводя взгляда, спокойно и уверенно — по крайней мере, мне так представляется. «Зеркало истины» это у них называется. Проверка на правдивость. Если в какой-то момент она решит, что я солгал, одним глазом у меня станет меньше. Не то, чтобы это меня сильно пугало в данной ситуации, но рефлексы есть рефлексы. Сдерживать их никогда не просто.
Редко, но попадаются среди вергов одноглазые — ослеплённые «зеркалом истины».
Не все из них отъявленные лгуны — да и не может таких быть в обществе патологических правдолюбов. Но моральные устои у этих — одноглазых — обычно послабее, поэтому мы их всегда стараемся живьем брать. Их частенько удается разговорить, тем или иным способом. Почти все наши знания об укладе жизни вергов, их привычках и повадках от таких вот одноглазых получены.