«Подождать» — это не для вергов. С тем же успехом я бы мог предложить им отдать их земли людям, а самим переселиться, скажем, на Луну. Но — по вержьей логике — тут всё чисто и возразить на это нечего. Поэтому Рорик быстренько меняет тему, пока никто не понял, что этот круг проигран им вчистую.
— Тогда скажи своей стае! Они-то тебя услышат?
Он имеет в виду сквад Марка-Тени. Каковой вторую неделю мозолит глаза всему клану, упорно и методично просеивая каждый уголок леса (особенно — вблизи, а то и в самих логовищах) в поисках пропавшей дочери префекта Бельгии. Префекту восемнадцать лет, я его видел пару раз — дегенеративного вида толстячок с крайне неприятным выражением лица и еще более неприятными (по слухам) наклонностями, но зато он — единственный сын одного из Солнечных. Если у него и есть дети, то об этом во всей Империи неизвестно никому, включая самого префекта, но верги этого не знают. А так-то Марк договор соблюдает неукоснительно — в нём, кстати, нет ни слова о том, что людям нельзя появляться в лесу или, скажем, в логове. Ну а что его егеря хамят всем встречным вергам, пинают всех под ногу попадающихся щенков и территорию логова загаживают, так про то в договоре тоже ни слова нет. Задача Марка — хорошенько разозлить вергов, ни единого пункта договора при том не нарушив. Чтобы гнев вергов вылился на тех, кто его нарушает — на селян, урочище вырубающих. А тогда уже вступит в дело остальной сквад и начнётся обычная чистка.
— О чём сказать? Они нарушают договор?
Если бы верги умели скрипеть зубами, скрежет зубовный сейчас вызвал бы эхо в окрестных горах. Потому что нечего им возразить, хоть и хочется. Но — нечего. Во-первых, сам договор. Письменность у вергов есть, но в очень зачаточном состоянии, так что договора с вергами заключаются исключительно устно. На вержьем это звучит как «хгрешши ргхыз» — «сказанное/услышанное слово», подразумевая, что раз слово было кем-то сказано и услышано, то нарушать его уже никак нельзя. В общем-то, для вергов — так оно и есть. С другими бестиями всё по-другому, но с другими бестиями мы и действуем по-другому. Ну вот. А дальше — сплошная игра на вержьей гордости и бедности их языка. В соответствии с договором, верги не имеют права нападать на людей, где бы те не находились, и не имеют права подходить ближе тысячи шагов к ограде людских поселений. Обратного запрета — запрета людям подходить к вержьим логовам, как и запрета нападать на вергов, в договоре нет, и ни в одном из замиренных кланов ни одному вергу и в голову не приходило этого запрета требовать. Ну да — какой человек в здравом уме к логову пойдет? Нет, верги договор блюдут и сами на него нападать не станут. Но есть еще и волки, которые в договоре не упомянуты, и верги этим вовсю пользуются.
Потому-то селяне в леса и не лезут. А вот про егерей в договоре — тоже не упомянуто.
Слова «егерь» в вержьем нет, они нас «людьми из клана Ходящих по лесу» называют. Но всё равно — людьми. Вот так и выходит, что верги сами к нашим сёлам соваться права не имеют, а мы, егеря, по их логовам — как по своему двору, шарахаемся. Разумеется, все меры предосторожности приняв — честность честностью, но иногда бывает, что вержьий гнев не против селян, в качестве приманки выставленных, направляется — а против тех егерей, что им в логове глаза мозолят. И хотя нападают они тогда вразнобой и не в полную силу (ощущение своей неправоты им очень сильно мешает) но всё одно работа, которую сейчас делает Марк со своими двумя десятками егерей, хоть и нетрудная, но довольно опасная и весьма неблагодарная. Не то, что моя.
Хотя цель у меня та же, что и у Марка — заставить вергов нарушить своё слово.
Одно дело мы с ним делаем, хоть и по-разному — Марк волну вержьего гнева поднимает, а я её направляю, как умелый садовник воду для полива по саду своему желобами разводит.
От егерей злость вержью отвожу, разъясняю им, что злы товарищи мои на них, потому как уверены — дочь перфекта («рах херршах» — вожака бунтующей стаи) в лес пошла, а там её волки загрызли, как оно не раз с людьми случалось. И даже не за то злы, что так случилось, а за то, что (как они думают) верги останки девочки спрятали, гнева родительского опасаясь. Верги в шоке — скорее крот совьет гнездо на дереве, чем мысли вержьи подобным ходом пойдут. На что я горестно киваю и говорю, что так оно и есть, и я-то им верю, но остальные егеря с вержьей честностью незнакомы, они всё больше с чекалками да урсами дело имели. Вот и нет у них веры никаким бестиям. Верги чекалок не любят, а урсов — так и вовсе ненавидят. Уж не знаю, почему так — сами верги утверждают, что это потому, что урсы («шуу», как они их называют) — лживые и трусливые твари, напрочь лишённые благородства. Ну, согласен, урсы не такие патологические правдолюбы, как верги, но отъявленными лжецами я бы их не назвал. С чекалками уж точно не сравнить, однако ж к чекалкам верги куда ровнее относятся — даже в южных провинциях, где у них чуть не каждый месяц крупные стычки выходят. Да и трусами я урсов не считаю — осторожны они, это да, но не более. Я думаю, дело тут не в личных качествах урсов, а в том, что отношения их и вергов не первый век длятся и разгадку искать нужно где-то во тьме времён, еще до Смутного века — в родном мире бестий. Но, как бы там ни было, верги легко и без лишних доказательств принимают вину урсов в чём-либо. Кто виноват в том, что егеря вержье логово со столбовым трактом перепутали — урсы, конечно, кто же еще! Всем всё понятно, но раздражение-то никуда не девается — злости надо дать выход. А тут — «тюк, тюк, тюк» — доносятся звуки топора, — «скре-е-е-к», — дерево упало. От урочища Липовый цвет до самого крупного логова Песни Ветра и мили не наберётся, поэтому, при западном ветре, звуки рубки отлично до вержьих ушей долетают (уж если даже я их слышу). А ветра в это время года тут как раз преимущественно западные.
В общем, дело нехитрое и полным ходом к завершению идёт. Обстановка в логове напряженная, вергов вокруг него ошивается уже явно в разы больше, чем в самом логове обитает — даже с учётом состоявшегося здесь Совета клана. Злые, ходят ссутулившись, но — собраны, все при оружии, шаги неслышные, стелющиеся — война для них уже дело решённое. На сквад Марка вчера стая волков, рыл в пятьдесят, напала — по своему почину, ясное дело: верги на егерей волков уже больше века как не натравливают, знают, что бессмысленно. Волки, в принципе, тоже егерей побаиваются, но раздражение вержье и им передаётся, и тоже — выхода требует. Думаю я, не сегодня, так завтра Йорх передаст через меня всем егерям требование немедленно из леса убираться, и это нам команда будет — селян с вырубки снять, оставив вместо них трёх-пятерых егерей переодетых. Верги — не дураки и не слепцы, селян местных и в лицо, и по запаху знают, подмени мы их раньше — заметят. Они и сейчас заметят, но на их действия это уже не повлияет. А егеря хоть под защиту частокола удрать успеют. А там, за частоколом — весь остатний сквад. Двести егерей, которые вторую неделю по домам деревенским прячутся, сидят там впритирочку рыл по десять в каждой хибаре и носу на улицу не показывают. Им, после недели с лихом такой жизни, любая драка за счастье. Сам так сиживал не раз — знаю. Шевелиться нельзя (чтобы не шуметь и не потеть лишнего), еда — как на галерах (сухпаек, почти без воды, чтобы не рыгать и ветры не пускать), разговаривать — только шёпотом и только по очереди.
Пытка. Сейчас им только свистни — вылетят, как пчёлы из перевёрнутого улья, с удивительным выражением радостной ярости на лице.
Подошёл.
Йорх.
Странно, кстати, после Совета день прошёл, а он всё ещё вождь. А вергов в округе меньше не становится. Интересно, что бы это всё значило?
Я посмотрел на него благожелательно. Улыбнулся. А он мне и говорит, что знает, как убедить моих товарищей-егерей в невиновности вергов. Есть-де тут неподалеку «место бога», куда саму Варгу позвать можно. Если егеря с ним, Йорхом, в это место пойдут, то Варга сама им всё скажет — она в душу каждого волка и верга заглянутьможет, и, если виновен кто из них в смерти девочки — сразу скажет. Как если и невиновен никто.