— Таким образом, — грустно констатировал я, — они все признаны белыми, пушистыми и добропорядочными.
— Почти. Признано, что они были белыми, пушистыми и добропорядочными. Но любая оплошность сейчас приведет к тяжелым последствиям для них. За любую провинность, вплоть до перехода улицы на красный свет, им припомнят все. И такой случай уже произошел. Один любитель широко погулять ударил официанта в ресторане. Он думал, что ему все будет сходить с рук — но мы напомнили ему всю его биографию. Там за ним пара трупов числилась, просто никто расследования в то время проводить не стал.
— А сейчас?
— А зачем? Расстрелять с конфискацией, по нашему тогдашнему соглашению, можно и за гораздо меньшее.
— А остальные?
— Те, которые не имеют привычку бить незнакомых людей по лицу, только злорадствовали. Мы не нарушали наших договоренностей. Нарушитель был он. И мы были вольны поступить как хотим.
— Решение принимал Совет?
— Вот еще, Совет по пустякам дергать! Куратор распорядился — и все.
— Жутковато звучит.
Безымянный рассмеялся.
— Ты крайне непоследователен. Сначала ты негодуешь, что мы никого не тронули, а потом возмущаешься, что один из них был расстрелян нами.
— Я бы хотел увидеть открытый суд, который бы вытащил все мерзости наружу.
— Над ним одним? Не получится. Там слишком тесный клубок. Потяни за одну ниточку — и либо все запутается, либо весь клубок распустится. Одни ему помогали, другие мешали, третьи просто знали и молчали. А от них все будет расходится дальше и дальше. Нет, мы не стали нарушать соглашение. Нарушитель наказан, а все остальные довольны. И больше никаких неприятных последствий.
— Но ведь можно было отказаться от выполнения соглашения или придумать что-нибудь, сделавшее его недействительным!
— Можно. И тогда все остальные, кто участвовал в соглашении, а это не только наши, с позволения сказать, соотечественники, но и американцы, и японцы, и европейцы. А за ними, как раз, ничего и не числится: только экономические грешки, типа монополизма, удушения мелких конкурентов и прочего. Накажем три-четыре сотни человек, а ущерб могут понести миллионы.
Я понял, что передо мной в очередной раз встала стена, пробить которую нет никакой возможности.
— Меня больше интересует другой вопрос. Когда я был маленьким, все менялось очень быстро. У простых людей появлялись компьютеры, сложная техника, мобильные телефоны из анекдотов о «новых русских» перекочевали в карманы простых людей. А последние десять лет — как отрезало! Новинок нет никаких. Даже модификации существующего появляются редко. Почему?
— Хороший вопрос, дельный, в отличие от предыдущего. Прогресс был слишком быстрым, Артем. Люди не успевали приспосабливаться к новому, как это новое уже устаревало. Сейчас мы искусственно сдерживаем внедрение технологических новинок. В начале прошлого века, в его середине, среда, окружающая человека менялась плавно и постепенно. Привыкнуть психологически к этому было несложно. А к резким изменениям многие люди оказались неготовыми. Одна эпопея с внедрением компьютеров во все сферы жизни чего стоит! Вместо облегчения труда получались одни неудобства. Вот мы и решили попридержать все. Пусть сначала пройдет хоть какой-то период. Резкое изменение окружающей среды является сильнейшим источником стрессов. А необходимость выбора в условиях, когда непонятно как этот выбор делать, могла довести и до серьезных заболеваний. Жизнь не должна быть дерганной и нервной. А слишком быстрый технологический прогресс только мешает жить. Я понятно объясняю?
Я кивнул.
— Понятно, только я еще не решил, согласен ли я с этим.
— Ну, это ты решишь как-нибудь позднее. А, сейчас, вернемся к нашему Совету…
— Подождите! Если Вы так усердно посвящаете меня во все тайны, может быть, скажете как Вас все-таки зовут?
— Должна же у человека быть хоть какая-то тайна, — буркнул он в ответ.
Безымянный постоянно подгонял меня, заставляя усиленно готовиться к экзаменам на класс. Я сам думал в точности так же, и занимался даже сверх программы и без его напоминаний. Безымянный скинул мне на компьютер пробный тест с задачами, примерно соответствующими экзаменационным. Этих задач, как оказалось, было — немерено. Для меня стало привычкой перед сном решить несколько штук. Когда решенных задач накапливалось достаточно, компьютер выдавал полученный класс. Чаще всего это был третий, иногда четвертый. Два раза я даже достигал второго класса, но радости никакой от этого не получал. Выбор, который раньше можно было отложить на некоторое время, теперь встал передо мной в полный рост. Основных вариантов было два: сбежать из Цитадели и попробовать вновь взяться за партизанскую войну. Это было уже очень сложно, потому что обо мне знали достаточно, и я не сомневался, что просто жить дома мне не дадут: подготовленный Слуга третьего, а может даже и второго класса мог быть чрезвычайно опасен для всей системы. Тут даже мнение Безымянного не могло помочь. Совет должен был распорядится о моей изоляции. Значит, надо было переходить на полностью нелегальное положение, жить по поддельным документам, возможно, сделать пластическую операцию. Я этого не боялся.