– Если разберёшься, любая загадка проста. Я вспомнил, европейцы это природное явление называют дыханием моря.
– Дыхание моря… Я согласен, хоть и не связан с Европой. Мои предки жили у Великих озёр и берегов рек. Интересно, на озёрах есть такое? А море, по-моему, живое. Потому и дыхание.
– Мы с тобой поэтами станем в новой квартире, – улыбнулся Барт, – Тут чувствуется какой-то резонанс, – мысль мелькнёт, и не исчезает, а усиливается…
– Это потому, что мы думаем одинаково. И об одном и том же.
– Об одном?
– Я вижу по твоим глазам, Барт. У всех они, почти у всех, пустые, как у кошек. А у тебя всегда вопрос виден.
– Какой же вопрос? – даже похолодел Эриксон на миг от предположения, что Леран способен заглянуть внутрь его головы.
– Всегда один. Зачем человек на Земле, что с ним будет, если так дальше пойдёт. Что будет со мной, с Ледой, с тобой…
«Однако! – воскликнул про себя Эриксон, – А ведь точно! Нет у меня уверенности в том, что завтра наступит. А если наступит, в том, что будет не хуже сегодня. Юный мудрец учится читать людей по их лицам. То ли ещё будет! Хорошо бы ограничиться одними разочарованиями…»
– Я не философ, Леран. И не священник. Ни на один серьёзный вопрос я не знаю ответа. Моя жизнь, – то светлая полоса, то чёрная. Проходит чёрная, – и я чувствую себя почти счастливым. И думаю: смысл жизни – в отсутствии несчастий.
– А когда кончается светлая полоса, то идёшь в бар, напиваешься и ищешь женщину? – спросил Леран, смотря на него со спокойным ожиданием.
Барт потерял дар речи. Он не знал, что ответить. То ли наивность, то ли жестокость звучала в вопросе Лерана. Впрочем, и то и другое часто неотличимы. Не желая зла, по неведению, можно причинить ближнему столько горя… Неужели Леран ещё не научился видеть силу слов, не замечает граней между добрыми и злыми последствиями своих слов и поступков?
Тут Леран сам заметил бестактность своего замечания и сказал тихо, чуть не шёпотом:
– Прости, Барт. Я не подумал и обидел тебя. Сказанное не связано с моими чувствами. Со мной бывает, я иногда поступаю как компьютер. Самому становится страшно: боюсь, так и не стану настоящим человеком. Таким как ты, как Эрнест или Майкл. Возможно, это потому, что детская память всё ещё не восстановилась. Я совсем не помню Великих озёр. А прожил там почти четырнадцать лет.
– Леран, – Барт понял, что должен попытаться объяснить себя, – Один считавший себя умнее других человек сказал, что людьми руководит принцип удовольствия. Ты знаком с ним, его звали Фрейд. И какое удовольствие он находил в таких открытиях? Бар, выпивка, женщины… Это такие удовольствия, в которых очень быстро разочаровываешься. Трезвость, целомудренность, – вид на медаль с другой стороны. Особой разницы не вижу. Эйфория здоровья или эйфория опьянения, – всё обман! Кто что предпочтёт – вот в чём проблема. А конец один для всех.
– А разве нельзя как-то сочетать эти две стороны?
– Нет. Не получится. Можно чередовать во времени, раскачиваясь как маятник… Всё равно скатишься в бездну.
– А религия, Барт? Вера? Она ведь даёт ответ на эти вопросы. Стоит ли заниматься религией?
– Заниматься религией как наукой нельзя, Леран. Но заниматься религией надо, тут ты прав. Если бы не религия, человечество сожрало бы себя до края. В этом я убеждён на сто процентов.
– А если соединить, Барт? Религию и науку? Разве никто не пробовал?
– Некоторые пытались. Не знаю, что у них… А я… Я слишком слаб для такой попытки. У меня не выйдет. Ты, – другое дело. У Лерана Кронина всё ещё впереди.
– Барт, Леран Кронин больше всего боится наркотика. В любом виде. И спиртное, и любовь, – они тоже наркотики. И полное отречение от мира, – тоже. Самый лучший наркотик для людей – творчество. Но для него нужен талант, дающийся очень немногим.
Эриксон со стороны, не вмешиваясь, наблюдал за первой самостоятельной работой Лерана.
Тайна пояса астероидов… Возраст тайны равен возрасту человечества. Была ли планета между Марсом и Юпитером? Вначале Барт Эриксон думал, что Леран уже подготовил ответ и решает задачку в соответствии с ним.
Но оказалось, – нет. Леран ухитрился выйти на связь со станцией на Церере, перекачал оттуда всю накопленную за десять лет информацию, побеседовал со всеми астронавтами, в разное время работавшими на астероиде, проник в засекреченный и забытый банк данных министерства обороны по этой проблеме.