Эндрью кивнул головой, мучительно силясь внушить этому человеку уверенность, которой сам не ощущал. Он пробормотал:
- Мы скоро поставим ее на ноги. Приходите через полчаса в амбулаторию, я вам дам для нее лекарство.
Он простился с ними и, опустив голову, усиленно размышляя, поплелся в амбулаторию - полуразвалившееся деревянное строение, стоявшее у самого въезда в аллею, которая вела к дому Пейджа.
Войдя туда, Эндрью зажег газ и принялся^шагать из угла в угол между синих и зеленых бутылей^ на пыльных полках, ломая голову все над той же задачей, ощупью доискиваясь правильного решения. В картине болезни не было ничего симптоматического. Да, это, должно быть, простуда.
Но в глубине души Эндрью знал, что это не простуда.
Он застонал от отчаяния, испуганный, сердясь на себя за беспомощность. Он видел, что придется отложить пока диагноз, выждать некоторое время. В клинике профессора Лэмплафа для таких темных случаев имелись изящные карточки с тактичной надписью: "Pyrexia1 неизвестного происхождения". Такой диагноз был и точен и вместе с тем уклончив, ни к чему не обязывал и при этом звучал замечательно научно!
____________________ 1 Лихорадочное состояние.
В полном унынии Эндрью достал из ящика под аптечной стойкой шестиунцовую склянку и, озабоченно хмурясь, начал составлять жаропонижающую микстуру. Spiritus aetheris nitrosi, салициловый натр куда это запропастилась салици лха, чорт бы ее побрал? Ага, вот она где!Он пытался утешить себя тем, что все это превосходные средства, которые непременно должны снизить температуру и принести больной пользу. Профессор Лэмплаф часто говорил, что нет другого такого ценного лекарства, как салициловый натр.
Он только что успел приготовить микстуру и с чувством некоторого удовлетворения надписывал сигнатурку, когда звякнул колокольчик, дверь с улицы отворилась, и в амбулаторию вошел невысокий, коренастый, весьма плотный и краснолицый мужчина лет тридцати, а за ним собака. Некоторое время никто не нарушал молчания. Пес, черно-рыжий, какой-то смешанной породы, присел на испачканные грязью задние лапы, а его хозяин, в накинутом на плечи мокром клеенчатом плаще, из-под которого виднелись поношенный костюм бумажного бархата, длинные чулки шахтера и подбитые гвоздями башмаки, разглядывал Эндрью с головы до ног. Когда он заговорил, в тоне его звучали вежливая ирония и раздражающая благовоспитанность.
- Я, проходя мимо, увидел свет в окне. И решил заглянуть к вам и познакомиться. Я - Денни, помощник почтенного доктора Николса Л. О. А. Это означает (если вы этого не знаете) "лиценциат Общества аптекарей" - самое высокое из званий, известных богу и людям.
Эндрью посмотрел на него несколько недоверчиво. Филипп Денни закурил папиросу, вынутую из смятой бумажной пачки, бросил спичку на пол и без церемонии подошел ближе. Он взял в руки бутылку с лекарством, прочитал рецепт и указание насчет способа употребления, откупорил, понюхал, потом опять закрыл бутылку пробкой и поставил ее на место. Его угрюмое красное лицо смягчилось и выразило одобрение.
- Превосходно! Вы уже приступили к работе! "Через три часа по столовой ложке". Боже милостивый, как приятно встретить опять эту излюбленную стряпню, этот кумир всех докторов! Но, доктор, почему через три часа, а не три раза в день? Разве вам неизвестно, что по строго ортодоксальным правилам столовая ложка лекарства должна проходить через пищевод три раза в день? - Он сделал паузу, в его напускной серьезности еще сильнее чувствовалась мягкая насмешка.- Теперь скажите мне, доктор, чю сюда входит? Spiritus aetheris nitrosi, судя по запаху. Замечательная вещь! Прекрасно, мой милый доктор, прекрасно.
Это и мочегонное, и ветрогонное, и укрепляющее, и его можно хлебать хотя бы целыми ушатами. Помните, что"сказано в красной книжечке? В сомнительных.случаях прописывайте Spiritus nitrosi. Или это говорится оо йодистом калии? Ба, да я, кажется, забыл некоторые очень важные
В деревянном сарае снова наступило молчание, нарушаемое только стуком дождя, барабанившего но желе ной крыше. Неожиданно Денни рассмеялся, заоавляясь растерянным лицом Эндрыо, и сказал насмешливо:
- Ну, оставим в покое науку, доктор. Теперь вы должны удовлетворить мое любопытство. Для чего вы сюда раздражение начинало все сильнее овладевать Эидрью.
Он ответил мрачно:
- Я рассчитывал превратить Ьлэнелли в курор!
что-то вроде курорта с минеральными водами, понимаете Денни снова захохотал. Этот смех оскорблял Эндрью, вызывал в-нем желание ударить Денни.
-.Остроумно, остроумно, мой милый доктор. Настоящий шотландский юмор, легкий, как паровой каток. К сожалению, не могу вам рекомендовать здешнюю ВОДУ вполне подходящую для курорта. Что же кacaeтся ков, так в нашей долине, милый доктор, эти представители славной и поистине благородной профессии - просто сород.
- И вы в том числе?
- Совершенно верно,-кивнул головой Денни.
Он молчал с минуту, поглядывая .на Эндрью^из-под рыжеватых бровей. Затем ироническое выражение исчезло с его некрасивого лица, сменившись прежней угрюмостью. Тон его был горек и серьезен:
- Слушайте, Мэнсон! Я полагаю, что Блэнелли для вас - только этап на пути к Харли-стрит Ilu пок здесь, вам не мешает знать несколько вещей насчет-эюго местечка. Вы увидите, что оно не отвечает лучшим романтическим традициям. Здесь нет ни бoльниц, ни карет скорой помощи, ни рентгеновских лучей - ничего. Когда больному нужна операция, ее делают на кухонном столе, а потом моют руки в посудной. Санитарные условия ниже всякой критики. В сухое лето ребятишки мрут, как мухи, от детской холеры. Пейдж, ваш патрон, был чертовски опытный старый врач, но теперь он человек конченый, его сожрала Блодуэн и он уже никогда больше не сможет работать.
Мой патрон, Николе, не врач, а просто жадная и скупая повитуха. Бремвел, Серебряный король, не знает ничего, кроме нескольких сентиментальных изречений да Соломоновой "Песни песней". Ну, а я... я в ожидании лучших времен пью запоем. Да, еще имеется Дженкинс, ваш безответный аптекарь,- он делает блестящие дела, торгуя на стороне свинцовыми пилюльками от женских болезней. Вот как будто и все. Ну, пойдем, Гоукинс! - кликнул он собаку и, тяжело ступая, пошел к двери. На пороге остановился и посмотрел сначала на бутылку на стойке, потом на Мэнсона. Голос его звучал вяло, совершенно безучастно, когда он сказал: